Ступенька вниз

21.05.2019 в 13:48

Пишет  aura16:

Это социальная катастрофа. Люди с образованием работают курьерами

Компания Delivery Club (занимается доставкой еды) запустила социальную рекламу. На постерах с с фотографиями курьеров написано, как зовут человека, кто он по образованию и специальности, чем увлекается.

Надписи вот какие: «Ваш заказ доставит учитель литературы» или «заслуженный артист России» или «альпинистка». Под фото с «заслуженным артистом России» написано, что он «отец пяти дочерей» и «в прошлом кадровый офицер». Есть постеры с фото мигрантов и про них можно, например, узнать, что «Уринбай знает 9 языков, в свободное время создает ювелирные украшения». Если хотите посмотреть сами, забейте в поиске: «социальная реклама Delivery club».

Авторы рекламы руководствовались благими целями — показать, что люди, которые работают курьерами ничем не хуже тех, кто пользуется их услугами. А получилось самое настоящее разоблачение. Так, наглядно то, что происходит с нашей страной и ее экономикой не покажет ни одно социологическое исследование, ни одна статья.

Ведь всем понятно, что такое работа курьером. Это тяжелый труд. Курьер целый день носит на спине тяжелую коробку. Это неквалифицированный труд. Для того, чтобы носить коробку, не требуется никаких знаний и умений. И это социально незащищенный труд. Не так давно была новость о курьере, который умер от переутомления. Кто-то следил за тем, чтобы он не перерабатывал? Уберите нарядные куртки и смартфоны и что вы увидите?

И вот этим трудом занимаются не студенты в свободное от работы время, и не люди, которые не получили совсем никакой специальности. А взрослые образованные мужчины и женщины. Для которых нет достойных рабочих мест.

zen.yandex.ru/media/id/5a2806b979885eb4d2d04263...

@темы: социальное

---

Это конец, Света

04.08.2011 в 13:49

Пишет  Gonzzza:

04.08.2011 в 13:17

Пишет  pani Volha:

Конец света по-русски..
21.12.2012

В загородном коттедже близ города N, сидя в кожаном кресле, глушил водку чиновник.

Рядом с ним, испуганно моргая, сидела его жена. В полной тишине отчетливо был слышен звук работающего телевизора. По телевизору выступал Президент:

сказка нашего времени (нецензурная!)

- Уважаемые депутаты, дорогие чиновники, я посоветовался с умными людьми на форуме Реформы.ру и решил создать реформу Правительства, на основании просьб и пожеланий форумчан. В связи с этим 2013 год объявляется годом Чиновника. Вот некоторые положения из данной реформы:

1. По просьбе Сергея под ником Sabaka: «….чтоб у этих засранцев зарплата была как у учителей и воспитателей детских садов. Чтобы с*ки тоже решали задачу: « Моя з/п составляет 5 тыс.руб., коммунальные платежи составляют 3 тыс.руб. Вопрос: Сколько яблок у дочки Маши?...»

2. По просьбе Андрея под ником Трактор: «…чтоб эти с*ки хотя бы год питались только продуктами из потребительской корзины.»

3. Служебный транспорт как и прежде слугам народа будет полагаться. Но с поправками Ивана, под ником Gromozeka: «Служебным транспортом им выдать УАЗ, чтобы эти козлы раз и навсегда уяснили для себя проблемы дорог и отечественного бл* автопрома. И бензин чтоб оплачивали со своего кармана, охреневая от этой дилеммы: сам пожри или машину покорми.» Хотелось бы также сказать, что высказывание ника Terminator: «…пускай засунут себе эти мигалку в ж*пу…», считаю некорректным. Хотя бы с точки зрения анатомии. Мы пробовали. Не получается.

4. Для того, чтобы полнее осознать несовершенство реформы образования и здравоохранения, ник Axe предлагает такое решение: «….а детей депутатов отправить учиться в обычную школу. Где им естесно дадут п***ды другие дети. Когда депутат поведёт своего ребёнка в районную поликлинику, и там ему предложат дать тыщу рублей за анализ, который по идее бесплатный, может тогда с*ка поймёт, какого живется нам.»

5. Предложение для борьбы с коррупцией сформулировал Алексей, владелец ника Vzyatka: «…надо знаете как сделать, чтобы было удобнее считать, насколько сажать чиновника? 1 рубль взятки = 1 год тюрьмы. Вот взял ты 10 рублей, тебя поймали, вот и сиди терь 10 лет. Терь максимальная сумма взятки будет составлять 50 рублей, или бля 100, если он долгожитель.»

6. Ну и последний пункт, предложенный ником Chak: «Все имущество, записанное на жену, тещу, дядьку, племянника, семиюродного брата забрать. Ибо нехрен»

- На этом всё. Реформа вступает в силу с 1 января 2013 года. Уважаемые форумчане, ждём также ваших просьб и поправок к реформе.

Президент исчез с экрана. Жена чиновника тихо плакала, размазывая тушь по глазам.

– Паааш, что это было? Ну скажи мне, что ЭТО?

- Это конец, Света.

запись создана: 04.08.2011 в 15:51

@темы: алое, социальное, хумор

---

Троллейвоз

22.05.2019 в 15:38

Пишет  N.K.V.D.:

Как КрАЗ превратили в грузовой троллейбус

В 1961 году на самом длинном в мире междугородном троллейбусном маршруте Симферополь-Ялта – длиной 84 км – проходил испытания дизель-троллейвоз ДТУ-10, построенный на шасси грузовика КрАЗ-219.

Уникальную машину разработали в институте УкрНИИпроект. Базовый грузовик КрАЗ-219 оснастили двумя тяговыми электродвигателями мощностью по 127 кВт и штангами-токосъемниками на крыше – для подвесной контактной сети.

Дизель-троллейвоз нашел практическое применение и какое-то время перевозил грузы (грузоподъемность машины составляла 10 т) по троллейбусной трассе межу Симферополем и Ялтой.

Дизель-троллейвоз превращался в автомобиль, когда надо было свернуть на проселочную дорогу. Водитель отключал штанги и начинал работать дизель. Троллейвоз, не снижая скорости, катил к месту назначения. Дизель-троллейвоз превосходил обычные грузовики своими тяговыми свойствами, маневренностью, безотказной работой, особенно зимой. Испытания «мутант» прошел, но вот в Крыму почему-то так и не прижился.(C.)

@темы: танки и их товарищи

---

Ржач над бедной кошкой

@темы: видео, кошатости, хумор

---

Михаил Крюков "Еретическое путешествие к точке невозврата". Путешествие фэнтезийной компании по исторической Саксонии 1520-х гг. Судя по всему (включая эпилог), именно показать изнутри, как начиналась Реформация, и было целью автора - а странная группа путешествующих (богатый барон, его старенький капеллан, оборотень, ведьма, гном, эльфийка) нужны в первую очередь для привлечения тех читателей, что ни за что не взялись бы за книгу историческую. А так - квест на поиск ответов (апокалипсис ли это и если да, как его избежать) приводит и к католикам, и к Лютеру, и к вождю бунтующих крестьян Мюнцеру, по пути показывая крестьян, горожан, жидов, разбойников и существ, в которых люди тех времен верили. Это сочетание частного путешествия, полного приключений, с образовательным фоном напомнило "Путешествие Нильса с дикими гусями", только на историческую тему... хотя и географическое тут есть. Рационально - хорошо, эмоционально - неплохо.

Борис Сапожников, дилогия "Ultima Forsan" и "Memento mori". Дарк фэнтези, зомбиапокалипсис в позднем средневековье. Альтернативная история эпохи Возрождения, где-то 1-я половина 16 в., территориально Италия-Германия. Это фанфикшн по вселенной "Ultima Forsan: Макабрический Ренессанс" - настолки по правилам "Дневника авантюриста".
Повествование от 1-го лица главгероя - Рейнара, командира команды рейдеров, в котором смешались несколько проклятий, не дав ему погибнуть вместе с друзьями и сделав оружием в руках инквизиции. В "Ultima Forsan" его только еще проверяют и примеряют к задуманному делу, поручив разведпутешествие в гнездо ереси на север, грязное, кровавое, с целью для убийства в конце.
"Memento mori" - путешествие на юг, собирание команды для уничтожения очень сильного врага, как политически, так и как нежити. Еще большее, чем в книге первой, испытание человечности в человеке - и это касается не только ГГ. Заимствованы образы персонажей других дарк-фэнтези историй - с узнаваемым описанием и прозвищем, часть очень знакомы, но откуда они - я просто не вспомнила. Харли Квинн из Бэтмена, Кровавый Барон из Ведьмака, Черный мечник из Берсерка...
Финал при всей завершенности квеста, пожалуй, открыт - т.к. неясно, что делать дальше ГГ. Если отчаяние берет над ним верх, при сохранении человечности - то меч ему нужен для самоубийства. Если отчаяние вместе с тройным проклятием выжигает в нем человечность - меч ему нужен, чтобы никто другой не заполучил орудие для его убийства. Если сможет преодолеть пустоту внутри и груз вошедшего в силу проклятия снаружи - может стать тираном на стороне человечества, только вот душевных сил для такого двойного сопротивления надо куда больше.
Дилогия приземленная, грубовато-реалистичная, что не отменяет идеалов. Наемничество и служение, предательство и не выставляемая напоказ любовь, хитрые планы и жизнь одним днем. Очень хорошо - и не отлично только потому, что кое-где, на мой взгляд, автор скомкал повествование в погоне за эффектом и неожиданным поворотом.


Андрей Смирнов, цикл "Артур, племянник Мордреда" ("Девять пауков в одной банке", "Барабаны судьбы"). Фанфик-вбоквелл по "Хроникам Амбера". Этак тысячу лет спустя после событий оригинала, во вселенной, созданной лабиринтом Корвина, где проживают его дети-внуки и уцелевшие братья-сестры. Повествование от лица Артура, внука Корвина, причем чем дальше, тем ближе к стилю Желязны, к истории Мерлина. Первая часть о том, как Артур-киммериец находит отца, входит семью, учится и разбирается ху из ху. Вторая - активные интриги, борьба за власть в семье, подключение хаоситов. Каждый раз обрывается на тревожном месте - ну что ж, если проды так и не случится, будем считать, что ГГ не прошел Логрус. При небольшом объеме - скорее повести, чем романы, как и в оригинале было - насыщенность событиями большая, за счет неуглубленности в них, как бы герой рассказывает только о важном, остальное упоминая только для понимания. Я такое скакание по верхам не очень-то люблю, ну да ладно. Зато автор выдвигает свою версию событий - как обоснуй известного по оригиналу, так и наброски того, что было за его рамками; автор еще и предлагает свои гипотезы по механике вселенной - и всё это дополняет оригинал, расширяя его видение - что уже относится к тому, что мне интересно Еще тут приплетены как Отражения Киммерия и Средиземье, но т.к. опять с обоснуем - почему бы нет? Обоснуй - сильная сторона этой книги, которая начинается неплохо, разгоняясь до вполне хорошего впечатления.

Алексей Пехов и Елена Бычкова, дилогия "Созерцатель" и "Тень ингениума". Фэнтези-триллер в авторском мире аналога начала 20 в. Место нефтепродуктов и угля здесь занимает мотория - вещество, добываемое и перерабатываемое в топливо только в одном городе мира, побочкой аварий на производстве (и экспериментов ученых) имеющее превращение людей в мутантов или, гораздо реже, в магов. В недавнем прошлом - мировая война за моторию, в участниках которой угадываются государства нашего мира, хоть и называемые иначе, и развивавшиеся иначе. Главный герой - частный детектив, ветеран войны, обладатель способностей - ввязался в дело о краже изобретения, но не столько расследует, сколько наблюдает. Итан (не Хант, хотя фамилия Хант тут мелькает) находится на разной степени нелегальности положении, оказывает помощь девушке-революционерке Мюр, что заводит его в круги высоких чинов, а его старые знакомства лежат в области мафии и однополчан. Получается широкий срез города на грани революционной ситуации - и не без участия ГГ смена власти случится. На удивление, довольно-таки напоминает книги Корнева - мрачностью обреченности, разгорающимся внутренним огнем, финалом, действующим героем; из книг Пехова городской нуарной атмосферой и скрытой от героя (правда, тут довольно очевидной) интригой приводит на ум "Пересмешника", блуждание по территории мутантов напомнило описание катакомб в "Хрониках Сиалы", а клубок любви и ненависти - Кристофа из "Киндрэт". Лишнего тоже хватало - множество бесполезных для сюжета описаний ("занавесочных", не "заклепочных" - в ТТХ Пехов не уходит никогда), непроработанная линия с изобретением, нужная для завязки, но не важная по сути - главной линией является недолюбовный треугольник Итан-Мюр-министр (ненависть к врагу, ненависть к убийцам родных, жажда власти; симпатия, перерастающая в любовь, расчет, реализующийся в дело). Были и резкие повороты сюжета, которые не рояли только потому, что авторы их заранее демонстративно подготовили и что-то этакое ожидалось. Повествование от первого лица, начинается шалко-валко, со временем выходя на ровный целеустремленный путь - и из просто читабельно неплохого история становится интересной и годной... можно сказать, хорошей, только вот финал - в стиле Корнева... что мне вообще-то нравится

@темы: книги, фэнтези, возлеисторическое

---

Ебургское

20.05.2019 в 08:26

Пишет  Neuro Nougami:

@темы: социальное, хумор, religare

---

Аллергическое

Поприветствуем нового члена нашей команды хворей! Иии - аллергический ринит! брат аллергического конъюнктивита, так ярко проявившего себя в прошлом году, а также астматического кашля, который сошел со сцены буквально месяц назад!


"Ломота в теле и слабость без температуры возникает при аллергической реакции – температура может даже падать ниже отметки в 36ºС. Чтобы не чувствовать себя больным и разбитым, достаточно прекратить с аллергеном контакт, который и ослабляет организм."
Таки придется как-то выяснять, на что именно вся эта радость повылазила, буквально за год - пышный букет, тут не в одной местной поганой горячей воде дело. Пыталась сделать осенью аллергопробы через пульмонолога, но та послала сперва курсом лечиться, и на назначенные месяцы криз пришелся - неходибельности и кашля; следующая возможность бесплатной проверки только осенью будет.
Блин, всю предыдущую жизнь аллергия только на кой-какую траву была, и то в виде сыпи. Откуда взялось-то?

@темы: здоровье

---

Загранишшная дискотека

Чёт музыкальных закладок набралось, оформлю одним постом


Hrdza - Štefan


dArtagnan - Wallenstein


Modern Talking - Brother Louie
Только сейчас узнала, что поют они про братца Луи, а не дуби-дуби-дуби-дуби.


Hillary Klug - Cotton Eyed Joe


Мари Лафоре - Вернись, вернись (Marie Laforêt - Viens, viens)

@темы: видео, музыкальное

---

Гатс и Гриффит

The Black Swordsman и The White Hawk by David Muller

@темы: кино, красота

---

Игра слов/фамилий

Понаутащено.





Проснулся однажды римский композитор Корсаков от какого-то Шумана (как оказалось, Глюк), продрал Глазунова, почесал в Бородине. Потом выпил Чайковского с Бизе, съел Штрауса под Сметаной, закусил Хренниковым с Мясковским, и такое у него в животе Пуччини сделалось! Он понял, что Стравинский. Вскочил, накинул Шуберта и выбежал во Дворжака, чуть на Глинке не поскользнулся. Посереди Дворжака сел на на Могучую Кучку Мусоргского. Бах! Брамс! - навалил Гуно. Запахло Паганини. Римский композитор Корсаков взял Листа с капельками Россини - и Скрябиным по Шопену.

@темы: хумор, возлелитературное

---

Кронштадт в Андроиде

17.05.2019 в 19:17

Пишет  Sindani:

Kotlin стал приоритетным языком программирования для Android

Компания Google в рамках конференции Google I/O 2019 в блоге для разработчиков для операционной системы Android объявила, что язык программирования Kotlin теперь является предпочтительным языком для разработки приложений под её мобильную операционную систему, что означает его первичную поддержу со стороны компании во всех инструментах, компонентах и API по сравнению с другими языками.

Kotlin основали Сергей Дмитриев, Евгений Беляев и Валентин Кипятков. Всего шесть офисов — три из которых в Санкт-Петербурге, Москве и Новосибирске. Язык назван в честь острова Котлин в Финском заливе, на котором расположен город Кронштадт.

«Разработка Android будет всё больше ориентироваться на Kotlin», — пишет Google в объявлении. «Многие новые API и компоненты Jetpack будут предлагаться первыми для Kotlin. Если вы начинаете новый проект, вы должны писать его на Kotlin. Код, написанный на Kotlin, часто означает для вас гораздо меньше кода как для ввода, так и для тестирования, и сопровождения».

Всего два года назад, на конференции I/O 2017, Google впервые объявила о поддержке Kotlin в своей IDE — Android Studio. Это стало неожиданностью, учитывая, что долгое время предпочтительным языком для разработки приложений для Android оставалась Java. Лишь немногие объявления на конференции в том году получили больше аплодисментов. За последние два года популярность Kotlin только возросла. По словам Google, более 50% профессиональных разработчиков Android используют этот язык для разработки своих приложений, и в последнем опросе разработчиков Stack Overflow он считается четвёртым по популярности языком программирования в мире.

И, похоже, сейчас Google нашла смысл в том, чтобы увеличить свою поддержку Kotlin. «Мы объявляем, что следующий большой шаг, который мы предпринимаем, это то, что Kotlin станет для нас первым», — сказал Чет Хаазе (Chet Haase), инженер команды разработчиков Android UI Toolkit в Google.

«Мы понимаем, что не все ещё используют Kotlin, но мы верим, что вы должны попробовать», — продолжает Хаазе. «У вас могут быть веские причины по-прежнему использовать языки программирования C++ и Java, и это совершенно нормально. Они никуда не уходят».

Таким образом, Kotlin можно считать отечественной разработкой, достигшей мирового признания. Остаётся поздравить команду с этим успехом и пожелать дальнейшего плодотворного развития.
(с)vk.com/wall-101373101_1562807

@темы: хард и софт

---

Иностранное кино

"Три билборда на границе Эббинга, Миссури" (2017). Американская драма. Хорошая игра актеров - естественно и ненапыщенно играют- живут, как в фильмах этак 70-80-х годов. Хорошая работа режиссера - всё к месту, один пласт восприятия дополняет другой, за каждым персонажем проступает постепенно его история и характер - через взаимодействие друг с другом, выверенно ключевые фразы, решения, мимику. Всё строится на эмоциях и внутренней логике персонажей - эта логика есть, и даже в рамках сюжета есть динамика "было - стало". Длинные кадры, музыкальное сопровождение, естественно идущее от героев и не бьющее по ушам. Красивых в кадре нет, искажения натуры человеческой есть, как и широкий спектр человеческих поступков - от издевательства до милосердия.
Запуском событий стала установка тех самых трех билбордов на заброшенной дороге на границе южного американского городка. Жизнь работяг-реднеков - так то и дело похожая на жизнь честных работяг Пролетарского района до превращения их в отчаявшихся и забивших на человеческую жизнь алкашей в 90е. У Милдред зверски убита дочь, преступник так и не найден, и свою боль она вопросом выплескивает на билборды - кстати, всё законно и толерантно. Но и такой вынос мусора из избы взбаламутил болотце городка, активизировал психов, подтолкнул шерифа не длить умирание (его история - вообще прям отдельная новелла). Финал открытый, ведь только постановкой вопроса ничего не добьешся...
Старые приемы, видимо, смотрятся непривычно и приятно после клиповых алогичных фильмов, отсюда шум по поводу этого фильма - он неплох, но не более.

"Щедрость Перрье" (2009). Ирландский криминальный боевик. Слегка комедийный и безумный - он весь этак в стиле Гая Ричи. Парень должен бандитам денег, в процессе их добывания на него сыплются всё новые шишки, со своими неприятностями присоединяются его папаша, фаталистично готовящийся умереть (колоритная яблоня, от которой недалеко ябнулось), а также девушка-соседка, расстроенная от несчастной любви почти до самоубийства. Противостоит компашке местные бандиты и их босс - Перрье, главная задача которого, кажется - как сохранить авторитет у своих людей. А еще тут есть собачники и их милые бойцовые собачки. Мордобой, погони, долбоебство, везение, лихость, меланхолия и лавстори. Неплохо.

"Все существа, большие и малые" (1-й сезон, 1978). Британский сериал о сельских ветеринарах по книгам Джеймса Хэрриота. Сезонов много, но в русской озвучке (которая "собака-улыбака") выложен только первый. Грусть-печаль, хочу все! С детства книги Хэрриота любила больше книг Даррелла, и в этом фильме с первоисточником обошлись очень аккуратно и любовно. Сохранена атмосфера - этот предвоенный, конца 1930-х годов мирок английской провинции - узкие интересы фермеров сосредоточены на выживании, ветеринары - словно колдуны, то спасители, до виновники бед; есть отдельные богатые люди с их породистыми собаками и лошадьми; начинает развиваться практика помощи мелким животным городских жителей. Обширная обслуживаемая территория, луга и холмы, маленький скромный городок, дом Фарнонов и паб, множество людей с их историями, развивающимися на наших глазах - то в одну серию, то сквозным сюжетом. Подкупает подход - добродушный, детальный, вежливый, внимательный, но все же разный в исполнении разных героев. Ветеринар Зигфрид - джентльмен, непредсказуемый и противоречивый как стихия, всегда доброжелательный и уверенный в себе. Его братец Тристан - студент-раздолбай, лжец и обаяшка. Ну и главный герой, принятый на работу помощником ветеринара Хэрриот - серьезный, добросовестный, с холодной выдержкой и непробиваемой вежливостью, чуть стеснительный и чуть ироничный. Сюжет не без утрированного мелодраматизма в отношениях персонажей, как это было в старых фильмах (ну это же старый фильм ), а также с одной любовной историей - от знакомства до женитьбы.
В целом - ненапряжно, мило, приятно. Хорошо.

А как на героях сидят костюмы! Недавно смотрела видеолекцию о мужской моде, что даже у нашего президента пиджак не по правилам, а тут - прям образец, как надо, у каждого костюм по правилам как формы, так и уместности происходящему!

Попробовала после посмотреть фильм "Все создания, большие и малые" 1975 г., не зашло - хоть Хэрриота играет актер посимпатичнее, но подача - бегом-бегом, без смысловых деталей и связок между ними, которые и составляли крепкую основу, зато мимику дают подольше и крупным планом. Фи.


"Череп и кости" (сериал, 2014). Костюмированная приключенческая драма. Тропический остров, на котором обосновалась крошечная пиратская республика, этак рубеж 17-18 в. Старый пират Черная борода пытается уйти на покой, уже и смерть свою инсценировал, но старый британский враг в нее не поверил и продолжает его искать, подставу сделал, шпиона-убийцу-лекаря вот заслал. Собственно, противостояние хитроумных капитана Тича и врача Лоу - стрежень сюжета, тут много навернуто психологического, противоречащих друг другу порывов и обязанностей, симпатии и разнотрактуемых поступков, ну и вмешательства прочих людей. Сериал удался персонажами - многие из них в развитии, имеют цели и идут к ним, чем-то и кем-то жертвуя. Итоги... любопытны, не то чтобы совсем внезапны - по вводным данным, маловероятны, но логичны. Тут есть несколько любовных историй, главная из которых - Лоу/торговка Кейт/ее муж-инвалид - хорошо так оттенков чувств намешано. Благородный, который поступает благородно для реноме, и простолюдин, который поступает человечно и благородно во вред себе. Тут еще такой моментик - перекличка с "Опочтарением" в актерах и их персонажах: Лоу - Мокрист, Кейт - Ангела; так что увидев их трудно полностью отделаться от ощущения, что тут как бы продолжение-альтернатива той истории: авантюрист (правда, теперь и убийца) и сильная женщина (правда, теперь замужняя).
От пиратской реальности сериал далек - ни тебе морских сражений (чуть-чуть есть), ни махровых сволочей (в каждом, даже в палаче, сохранилось что-то человеческое - и это мне кажется более реалистичным), ни грязищи-вонищи (где скромно, где пестро, но у себя дома обитатели острова срач не разводят и одеты прилично). Динамики много внутренней (чувств и выборов), переходящей в динамичные сцены-поступки, прочем хорошо снятые - насыщенно, остро, по важным точкам с малым количеством воды, да еще и не без юмора.
Антураж важен, но вторичен, с таким же успехом показанную историю можно было бы перенести хоть в космос и она от этого ничего бы не потеряла, смотреть ее было бы по-прежнему интересно. Тогда как от "Черных парусов" с их чернушным реализмом, скабрезностью и отсутствием положительного в персонажах меня воротит. Встретила отзыв на ЧиК: "Сериал проигрывает сведенным к минимуму количеством кровавого насилия на экране, динамичного зрелища и распутного отражения жизни пиратов в сути, но удивительным образом очаровывая и заставляя досмотреть сезон до конца при всех его недостатках." - вот что теперь считается недостатками-то...
В общем, мне зашло отлично. Единственная ошибка - параллельно уже читала про Локки Ламору, и жаль было схожее хорошее смешивать, оно редко попадается... но и оторваться ж трудно.

@темы: кино, зарубежье

---

18...

Вчера сыну исполнилось 18 лет - всё, совершеннолетний. Ё-моё...

@темы: жизня

---

Есть ли разница между личной и частной собственностью?

Статья А. Ясногорцевой "Какая собственность – кража?"

«Собственность – это кража!» — такой лозунг в разное время выдвигали французские социалисты-утописты Мелье и Прудон. Против частной собственности выступали социалисты и коммунисты всех времён и народов. И всегда находились спекулянты на эту тему. Так, ещё в начале XX века английский писатель-фантаст, Герберт Уэллс, возражая социалистам, писал: «А что, зубные щётки тоже будут общими? Извините, я не согласен».

Вместе с тем, в марксистской социологии есть чёткое разграничение между частной собственностью и личной. Частная собственность – это собственность на всё, что приносит прибыль, то есть на средства производства, а личная – собственность на предметы потребления. Например, земля, станки, тракторы, заводские корпуса – это частная собственность, а продукты питания, одежда, дом, автомобиль, книги, бытовая техника – это собственность личная. Могут быть в личной собственности и некоторые средства производства, если производится на них то, что потребляет сам собственник. Например, швейная машинка или дачный участок.


Но если на том же самом дачном участке целенаправленно выращивается то, что приносит доход, – дачный участок превращается в частную собственность. То же самое со швейной машинкой: если на ней шьют не для себя, а на продажу, то она уже не личная собственность, а частная.

Стоимость собственности значения не имеет. В личной собственности может быть и особняк в миллион долларов, и коллекции картин в два миллиона. А в частной – клочок земли в селе стоимостью в 200 долларов, слесарный инструмент ненамного дороже, верстак…

Разные у этих понятий и антонимы. Слову «личная» противостоит «общая», а слову «частная» — «общественная» или «государственная».

Вместе с тем, общественная собственность и собственность государственная – не одно и то же. Например, в некоторых монархиях (например, в Бельгии) государственной считается вся собственность, принадлежащая королю. Но общественной собственностью она не является.

Государственная собственность отличается от общественной типом контроля. На государственных предприятиях преобладает контроль «сверху» (как и на частных), на общественных – «снизу». Потому-то Маркс и называл государственную собственность «всеобщей частной». Именно тип контроля определяет и класс у власти, и общественно-экономическую формацию. Ведь кто хозяин на производстве – тот хозяин в стране.

В СССР собственность была государственной. В 20-е годы предполагалось, что она дозреет до общественной. С 30-х по 50-е шёл именно этот процесс. Но в 60-х он остановился, и началось постепенное перерождение государственной собственности в собственность частную. Именно остановка этого процесса стала одной из причин перерождения и строя, и государства.

2

Почему же апологеты капитализма столь яростно доказывают, будто между личной собственностью и частной различий нет? Например, известный российский либерал, Рыбкин, защищая некоего олигарха, говорил, что его нефтяную компанию национализировать нельзя: «Мой пиджак: хочу – изрежу, хочу – бомжу подарю!»

На то есть две причины. Во-первых, буржуазии очень не хочется, чтоб люди знали, что определяет положение человека в обществе. Ведь тогда пролетарии почувствуют себя классом, осознают свои классовые интересы. А там, глядишь, и о диктатуре пролетариата задумываться станут.

Социальное положение человека зависит от его экономического положения, прежде всего, от положения на рынке рабочей силы. Есть те, кто рабочую силу покупает и перепродаёт в виде результатов труда – товаров и услуг. Это – крупная и средняя буржуазия. Есть те, кто продаёт свою рабочую силу буржуазии. Это – пролетарии. Есть те, кто продаёт свою рабочую силу в виде результатов своего труда не через посредников, а напрямую потребителям. Это – мелкая буржуазия. И есть те, кто ни с каким производством не связан. Это – уголовные элементы, бомжи, нищие, то есть, люмпены.

Положение человека на рынке рабочей силы зависит от количества частной собственности. Понятно, что у пролетариев её нет, у мелкой буржуазии – немного, а средняя и крупная – владеет большим её количеством.
Есть ещё слой полупролетариев, толщина которого зависит от экономической ситуации. Это – те, кто работает на крупную буржуазию и подрабатывают на своих средствах производства.

Понятно, что социальное расслоение обусловливает имущественное. Ведь владение большим количеством частной собственности даёт возможность эксплуатировать чужой труд. А в эксплуататорском обществе имущества больше у тех, кто эксплуатирует.

Вместе с тем, и уравнивать их не надо. Пролетарии и мелкие буржуа могут иметь в личной собственности равное имущество, но тем не менее, это – разные классы. Да и иной люмпен может иметь в личной собственности не меньше, чем иной мелкий буржуа.

Именно социально-классовое расслоение диктует классовые интересы и противоречия в них. Между крупными буржуа и пролетариями противоречия антагонистические, примирить их невозможно. Пролетарии заинтересованы в росте зарплат и падении цен, а буржуа – наоборот, ведь это уменьшает им прибыль. Буржуа заинтересованы не только в том, чтобы получить много прибыли, но и в том, чтобы получить прибыль как можно быстрее, не взирая на долгосрочные последствия своих действий. Пролетарии же – в прочных, долговременных социальных гарантиях. И, самое главное, пролетарии заинтересованы в интенсивном развитии, а буржуа – в экстенсивном.

Между пролетариями и мелкой буржуазией тоже есть противоречия. Пролетарии заинтересованы в прогрессе, мелкая буржуазия – чаще всего – в остановке развития, потому что тогда крупные буржуа не будут её разорять. В зависимости от ситуации, они могут быть антагонистическими и неантагонистическими.

То же самое можно сказать о противоречиях между мелкой буржуазией и буржуазией крупной, только там это осложнено противоречиями в интересах самой крупной буржуазии. Так, крупные буржуа стремятся разорить мелких. Но буржуазии как классу мелкая буржуазия всё же нужна. Во-первых, её удобно использовать для внушения пролетариям всяких идей «социального партнёрства». Во-вторых, её можно использовать крупной буржуазии как буфер между собой и пролетариями.

Но все эти интересы формирует количество частной собственности. Количество личной собственности классовые интересы не формирует. Есть ли у буржуа тысяча костюмов или он ходит каждый день в одном – он всё равно остаётся буржуа.

Но буржуазным идеологам очень не хочется, чтобы пролетарии осознавали свои интересы. Ведь тогда они к выводу о необходимости взятия власти придут. Вот и стараются идеологи буржуазии запутать пролетариев, внушить, будто частная собственность – это и нефтяная компания, и личное бельё.


3

Есть ещё одна причина путаницы в понятиях частная собственность и личная. Буржуазия всегда эксплуатировала пролетариев не только как производителей, но и как потребителей. В 18-19 веках это были спецлавки на территориях предприятий, принадлежавшие их владельцам. Рабочие обязаны были отовариваться в них, по более высоким ценам. В 20 веке этот способ отмер, но появились другие – реклама и пропаганда. В 21 веке к нему добавилось производство некачественных товаров, а пропаганда переросла в целую идеологию «общества потребления».

Согласно ей, главная движущая сила в социальном развитии – не производство, а потребление, трудящимся отводится роль пассивных потребителей, приобретение вещей – самоцель и смысл жизни. На распространение этой концепции работают буржуазные СМИ, некоторая часть литературы и кинематографа. О рекламе надо сказать особо. Не случайно ведь в рекламе запрещено упоминать продукцию конкурентов. Ведь, если пропагандировать некий продукт, не сравнивая его с другими продуктами – то, посредством такой рекламы вернее навязывается потребительское отношение к жизни.

Помимо потребительской эксплуатации пропаганда потребительства имеет и побочные цели. Одна из них – формирование пассивного образа жизни, социальной пассивности. Что для буржуазии очень кстати.

Но в эту концепцию «общества потребления» органично вписывается и упрощённый взгляд на социальное расслоение. Тот, согласно которому место человека в обществе определяет количество у него предметов потребления.

@темы: алое, социальное

---

Versus

Экстраверты vs интроверты (в птицах)


Мотоциклы: чоппер vs спорт vs эндуро

@темы: хумор, зверьство

---

В чем секрет хороших фильмов про ту Войну?

09.05.2019 в 19:31

Пишет  BabyDi:

О хорошем фильме про войну
А я задумался – а что такое в самом деле хороший «фильм про войну» и какие условия необходимо выполнить, чтобы получился именно такой фильм. И вот что в итоге у меня получилось.

Был в советскую эпоху один особый тип фильмов – это т. н. «фильмы про войну», а точнее – фильмы про ту часть Второй мировой войны, которая в советской историографии называлась Великая отечественная война. И вот тут я спорить не буду – почти всё что снято в послесоветский период на эту тему, редкостный шлак. Однако этот шлак пришёл не с концом СССР. Уже в 80-х годах хороших фильмов «про войну» не снимали. Может и хотелось бы, а не получалось. И сейчас я попробую объяснить – почему. Для чего проанализирую несколько фильмов про войну «золотого периода». На мой взгляд это выдающиеся фильмы. Итак:
«Баллада о солдате», «Горячий снег», «Они сражались за Родину» и «На войне, как на войне».

Этот список можно несколько расширить. Но для анализа достаточно этих фильмов. Кроме того, это мои любимые фильмы о войне, поэтому мне приятнее анализировать именно их.

Итак, приведу несколько условий, которые делают фильм о войне по настоящему произведением искусства, а не просто визуальной интерпретацией тупой «патриотической» пропаганды в стиле «деды воевали». При этом не буду трогать общих для любого фильма тем – ну там типа столкновение характеров, апофеоз кульминационной сцены, динамика и т. д. и т. п. Я буду говорить именно о тех моментах, которые являются атрибутом именно советского хорошего фильма о войне.

Условие 1 (практически сегодня невыполнимое). Надо пройти войну

Создатели и хотя бы некоторые участники хорошего фильма про войну сами должны были пройти войну. Чтобы не быть голословным, сразу по указанным фильмам:

«Баллада о солдате»


Режиссёр Григорий Чухрай, в конце 1939 года был призван в РККА. Служить начал в городе Мариуполе курсантом полковой школы батальона связи. Во время войны воевал в составе воздушно-десантных частей. В 1943 году принимал участие в военно-воздушной операции «Днепровский десант».


Автор сценария Валентин Ежов, был призван в РККА в 1940 году, прошёл всю войну, демобилизован в 1945 году.

Оператор, Владимир Николаев, данных найти не удалось, информации о нём очень мало. Всюду упоминается, что окончил ГИК (1932), был оператором «Союзкинохроники». С 1935 – оператор-постановщик киностудии «Мосфильм». Скорее всего либо воевал, либо участвовал кинооператором военной хроники. В любом случае хорошо знал, как выглядит настоящая война.

«Горячий снег»


Автор романа, по которому снят фильм, Юрий Бондарев, с августа 1942 года участник войны, младший лейтенант, окончил Чкаловское артиллерийское училище.


Режиссёр фильма, Гавриил Егиазаров, участник войны,

Оператор фильм Фёдор Добронравов. Подробных данных о биографии не нашёл. Но родился в 1921 году. В 1950 году окончил операторский факультет ВГИКа. Значит поступил в 1945-м. Значит вполне возможно участвовал в войне.


Георгий Жжёнов, сыгравший генерал-лейтенанта Бессонова, не воевал, но биография была не менее простой, в 1938 получил 5 лет лагерей «за шпионаж» (в агитационной поездке на Дальний Восток в поезде познакомился с американцем).

«Они сражались за Родину»


Над первыми главами романа, по которому был поставлен фильм, Михаил Шолохов начал работать ещё в 1942–1943 гг., периодически выезжал в действующие части (сам конечно не воевал).


Режиссёр фильма Сергей Бондарчук, участник война с 1942 года.


Алексей Ванин, сыгравший рядового Акима Борзых, приписал себе год, чтобы быть призванным на фронт. Воевал в составе Сталинской Сибирской дивизии, был ранен. Демобилизовался в 1949 году.


Юрий Никулин, сыгравший рядового Некрасова, в РККА с 1939 года, служил зенитчиком, имел ранения, демобилизован в 1946 году в звании старшего сержанта.


Иннокентий Смоктуновский, сыгравший хирурга. У него сама биография как фильм. В январе 1943 года был направлен в Киевское пехотное училище; после окончания училища, в августе, был отправлен на фронт. Участвовал в боях на Курской дуге, при форсировании Днепра, в операции по освобождению Киева. За то, что под огнём противника вброд через Днепр доставлял боевые донесения в штаб 75-й дивизии, был награждён первой медалью «За отвагу». В декабре 1943 года, под Киевом, Смоктуновский попал в плен, месяц провёл в лагерях для военнопленных в Житомире, Шепетовке, Бердичеве. 7 января 1944 года бежал из плена. В феврале 1944 года вступил в партизанский отряд. С мая 1944 снова в регулярной армии, командир отделения роты автоматчиков; принимал участие в боях по освобождению Варшавы. Демобилизован в октябре 1945 года.

«На войне, как на войне»


Автор повести, Виктор Курочкин, с июня 1943 года командир СУ-85. Воевал на 1-м Украинском фронте: Курская дуга, освобождение Левобережной Украины, форсирование Днепра, освобождение Киева, Львова. Тяжело ранен 31 января 1945 года при форсировании Одера.


Валентин Зубков, сыгравший командир полка самоходчиков, после окончания в 1943 году Армавирской военной авиационной школы был направлен в действующую армию.


Михаил Глузский, сыгравший командира танкового полка полковника Дея, был призван в РККА в 1940 году, участник войны.

При этом наверняка прошли войну и многие члены съёмочной группы, большинство актёров хотя и не воевали, но жили в то время, помнят его. Им не надо представлять что такое война, что такое бомбёжки, талоны на хлеб, ожидание письма с фронта и т.д. и т.п. То есть эти люди делали фильм о том, что знали очень хорошо, да ещё о лучшем периоде своей жизни – молодости, которая пришлась на это тяжёлое время. И уж сам собой в ментальном плане человек, прошедший войну, сильно отличается от того, кто не воевал. У воевавшего есть выстраданная философия. Как, например, всё, что было на войне со Смоктуновским, преобразовалось в его восприятие мира? И смог бы он сыграть Гамлета, не случись с ним всего, что он вынес на войне? Это совсем иная порода людей.

Ну и уж конечно опьянение от победы. Наверное сотни побед на чемпионате мира по футболу национальной команды не дадут такого ощущения, как победа в такой войне. Современный человек даже в принципе не может ощутить этого чувства и того, как оно влияет на психику творческого человека.

Опять же послевоенное осмысление произошедшего. Эти горы трупов среди мирного населения. Чудовищные потери. И всё это с той и другой стороны прикрывалось рассуждениями о высших материях и счастье людей. Опять же, психика творческого человека не могла остаться спокойной к этому всему.

И вот всё вместе это дало ту идейно-психологическую среду, в которой появилось потребность изложить свою философию на эту мировую драму.

А что сегодня? Кто снимает фильмы про войну и кто в них играет? Гедонистская молодёжь, которая даже в армии не служила, запаха казармы, что называется не знает. И вот ей надо сыграть в фильме про войну, да ещё так сыграть, чтобы тронуло за сердце? Так они не смогут этого сделать. Ни при каких обстоятельствах. Несколько лет тому назад вся советская Интернет-общественность страшно возбудилась на фильм «Брестская крепость». Постов про то, какой это великолепный фильм было без счёта. Ну буквально каждый считал своим долгом написать, что вот мол наконец сняли замечательный фильм про войну. Прошло несколько лет. И? Где этот ваш замечательный фильм про войну? О нём идут не стихающие споры? Он будоражит умы? Хочется пересматривать его вновь и вновь? Да нету его. Прошёл и забыли. Потому что это точно такое же гумно, как и любой другой современный фильм про войну. В том фильме просто идейная подоплёка была показана иначе, боле созвучно пенообразованию среди советских патриотов. Вот единственное, за что этот фильм воспевали советские соловушки. Но время всё расставляет на свои места. Хороший фильм про войну – это не тот фильм, в котором у немецкого танка T-IV столько катков, сколько надо. В советских фильмах про войну вообще редко появлялись аутентичные немецкие танки. Потому что не в них дело. И тут мы плавно переходим к следующему условию.

Условие 2. Поменьше войны.

Как не покажется это странным, но в хорошем фильме про войну самой войны должно быть немного. В смысле – войны, как боевых действий.

В «Балладе о солдате» боевые действия, как таковые, показаны совсем чуть-чуть в самом начале. Лишь для обоснования всего последующего. Но при этом весь фильм проникнут темой войны. Она присутствует почти в каждом кадре. В «На войне как на войне» большая часть фильма, собственно, о том, как самоходчики едут к линии фронта, о их так сказать буднях, внутренних взаимоотношениях. А два эпизода боя – насыщенные драматизмом – собственно совсем короткие. Боевых действий в «Они сражались за Родину» больше, но они тоже не довлеют над фильмом. В плане хронометража больше времени отдано подготовке к бою, а потом уходу почти полностью уничтоженного полка за Дон и всему, что с этим связано. Больше всего из четырёх фильмов «боевого времени» в фильме «Горячий снег». Но если с секундомером проследить, то окажется, что и там всех боёв по времени меньше половины от длительности фильма.

Но зато и сам бой во всех фильмах очень сильный – полностью приковывает к себе внимание, вызывая страстное чувство зрителя желать победить во чтобы то ни стало. Так снять бой, как снимали его те, кто прошёл войну, сейчас не умеют и не могут уметь. Сейчас в фильмах воюют реконструкторы. «Война» реконструктора – это «война» человека, который знает, что он не умрёт. Ленивый бег, ленивая имитация рукопашной и очень много красивых фотографий в до мелочей точно пошитой форме. Это не война. Это глазированный торт.

Условие 3. Дороги

Если боевых действий в хорошем фильме про войну не должно быть очень много, то в обязательном порядке должна быть тема дороги – дороги к фронту, дороги домой, дороги с одной позиции на другую, но дорога, как базовый символ войны, должна присутствовать обязательно. Не случайно наверное одной из лучших, если не самой лучше, военной песней была «Эх, дороги, пыль да туман…». Или можно вспомнить тоже очень известную «Эх дорожка, фронтовая, не страшна нам бомбёжка любая…». Не бой, а дорога, то есть психическая подготовка к бою, является главной в восприятии солдата. Первая мировая была войной позиционной. И в фильме про Первую мировую наверное важной была бы тема окопного сидения. Но Вторая мировая – война мобильная. Солдаты то отступали, то наступали. По любым дорогам, порой по полному бездорожью, в любое время года. Наверное каждый помнит документальные кадры, как в грязи, болоте, солдаты тащат орудия, форсируют реки, топи и т.п. Как показать тяжёлый труд солдата на Второй мировой? Бой? Нет. Дорога!

В фильме «Они сражались за Родину» дорога пыльная, среди полыхающих полей пшеницы. И солдаты, многие из которых крестьяне, идут и чуть не плачут, видя эти полыхающие поля. Очень сильная сцена. В фильме «На войне как на войне» дорога летняя, но с каждым километром напряжение нарастает, пока наконец самоходчики не встречают следы недавнего боя и подбитые Т-34 вперемежку с подбитыми «Тиграми». И философское размышление одного из самоходчиков: «тоже ребята вот так ехали…» В «Горячем снеге» дорога страшная – по лютой, промёрзлой степи, той самой, через которую летом уходили герои «Они сражались за Родину», а времени нет, а танки Манштейна рвутся, чтобы освободить Паулюса и надо любой ценой успеть к месту развёртывания, успеть вгрызться в промёрзший грунт, чтобы иметь хоть какой-то шанс погибнуть не сразу. Ну а «Баллада о солдате» – это, собственно, весь фильм про дорогу, дорогу домой с фронта. На пару дней. Вопреки всем препятствиям военного времени молодой солдат рвётся к своей матери. Чтобы увидеть её ещё разок, может быть в последний. Если бы в фильме не было так много места уделено дороге, как таковой, то не было бы и этой щемящей концовки. Солдат видит мать, но проклятая дорога съела столько времени, что у него уже нет даже часа, чтобы побыть с ней.

Условие 4. Человеческие отношения

Казалось бы очевидная вещь, но почему-то создатели современных фильмов про войну совершено не помнят, что хороший «фильм про войну» – это, собственно, не фильм про войну. Это фильм про человеческие отношения, которые возникают в этих предельно жестоких условиях. Это самый лучший в психологическом плане момент, когда нутро человека лезет наружу – подлец уже не может носить маску и рано или поздно её сбросит, а простой человек вдруг поднимается сам над собой и становится героем. Ну и подводка к раскрытию характера через отношения в бытовых эпизодах.

А какой военный быт? Поесть вволю, пока не убили, покурить, вспомнить дом. Во всех хороших фильмах про войну теме еды, курева и воспоминаний о доме уделено много места. Вот артиллеристы в фильме «Горячий снег» форсированным маршем идут на встречу неминуемой смерти, а между тем раздражает их повар, который где-то потерялся и есть нечего. А вот солдаты из «Они сражаются за Родину» слушают, как герой Никулина вспоминает, что уже забыл, как пахнут подмышки у жены. Вот самоходчики из «На войне как на войне» «добивают» НЗ, или пьют «как слеза» самогонку, а потом устраивают обструкцию своему командиру за то, что тот выливает свою долю в помойное ведро. А вот в «Балладе о солдате» солдат бережно везёт два куска мила совершенно незнакомым ему родным случайно встреченного на переправе солдата. А ведь казалось бы – если дали бы волю современным советским моралистам – зачем это в фильме про защиту Родины показывать, как жадно уплетают тушёнку солдаты?

Условие 5. Короткая любовь

Тут тоже вроде бы всё понятно. Любой солдат думает о женщине. В фильме «Баллада о солдате» – это совершенно чистая любовь, когда солдат весь день едет тет-а-тет в теплушке с девушкой и даже не пытается что-то предпринять. А в фильме «Они сражались за Родину» рядовой Лопахин (в исполнении Василия Шукшина) как кот к сметане, крадётся ночью к Наталье Степановне (Мордюкова), чтобы выполнить мужской долг и заслужить кормёжку на всех оставшихся в живых бойцах разгромленного полка. В фильме заряжающий Домешек за занавеской в хате предлагает любовь хозяйке хаты, у которой «где-то воюет» муж. В «Горячем снеге» любовь командира батареи Дроздовского (Ерёменко) к медсестре, которая оказывается его женой. Но всюду любовь коротечная, и в сущности ничем не заканчивается. При этом драматическая. Рядовой Скворцов с Шурой так и не объяснились, да он и погибнет скоро. Рядовой Домешек ничего не получил от хозяйки хаты, да и сам в конце гибнет. Лопахин тоже ничего не получает от героини Мордюковой. А самая драматичная любовь у комбата Дроздовского – санинструктор Таня гибнет ночью после боя. Мимолётность любви только подчёркивает драматизм войны.

Условие 6. Чудо

В хорошем фильме о войне должно быть чудо. Конечно это не какое-то там сказочное чудо, когда прилетает Иван-царевич и всем помогает. Нет, чудо это в принципе никак не нарушает физических законов нашего мира, но при этом с точки зрения матстатистики событие настолько мало реальное, что воспринимается как чудо.

В фильме «Баллада о солдате» чудо происходит в самом начале – испугавшийся молодой связист рядовой Скворцов в ужасе стреляет в надвигающиеся на него немецкие танки из противотанкового ружья (ПТР), расчёт которого перебит, и – о чудо! – подбивает сразу два танка. В такое не могут поверить даже его попутчики в поезде, которые сперва считают его вруном, пока он не предъявляет им газету, в которой это чудо описано.

В фильме «Они сражались за Родину» чудо также связано с ПТР – Лопахин от безысходной злости стреляет из ПТР в немецкий самолёт, безнаказанно расстреливающий солдат с воздуха и – о чудо! – подбивает его. Это событие тоже рядовым не назовёшь.

В фильме «Горячий снег» по всем расчётам командования, ещё накануне все орудийные расчёты должны были погибнуть в неравной схватке с армадой немецких танков. Но настало утро и генерал Бессонов с удивлением видит, что каким-то чудом одно орудие уцелело и продолжает вести огонь по немцам.

В фильме «На войне как на войне» захлёбывается очередная атака на село, в котором держат оборону танки эсэсовской дивизии «Мёртвая голова», расстреливающие Т-34 в чистом поле из-за хат. И только одна самоходка младшего лейтенанта Малешкина за дымом чудесным образом прорывается к селу. И ещё большее чудо – её немцы не замечают. А потом, когда начинается новый бой, несмотря на то, что казалось бы после первого же выстрела самоходка обречена, немецкий снаряд только перебивает гусеницы, не повредив даже ленивец. «Это разве попали?» – весело комментирует это событий механик Щербак (Виктор Павлов).

Казалось бы – зачем включать в реалистичный фильм события, которые не то чтобы совсем невозможны, но очень маловероятны? А однако же без этих «чудес» фильмы сильно проиграли бы. То, что на грани вероятного – будоражит куда более обыденного.

Условие 7. Юмор

Все четыре фильма, про которые я пишу – это военные драмы. Казалось бы, какой уж тут юмор. Однако юмористические эпизоды присутствуют во всех этих фильмах. Весело смеются попутчики над рассказом связиста о подбитых двух танках. «А что? – захлёбывается от хохота один из солдат – у трубки же две дырки, вот он из каждой по одному танку», что вызывает новый взрыв хохота. Лопахин в исполнении Василия Шукшина – постоянно балагурит. Зло конечно порой, но смешно. А как герой Ивана Лапикова рассказывает о том, как Юлий Цезарь «пришёл, увидел, наследил». Герои фильма «На войне как на войне» периодически попадают в комические ситуации. Даже случай с вылетевшим из гранаты кольцом в танке, когда уже всё закончилось, вызывает у них хохот. Даже в драматичном эпизоде атаки немецких танков, один из артиллеристов так комментирует вопрос, что делать, раз снаряды кончились – «ну давай ударим в штыковую – они этого очень боятся». Конечно это не такие шутки, какие вызывают взрывы хохота в телестудии «Останкино». Это чаще некая едкая ирония. Но война – чего бы там ни думали юные моралисты, которым хочется быть суровыми волками – она не только из боёв состоит. А люди не могут без шуток, особенно в таких жутких ситуациях.

Условие 8. Никакой идеологии

Ну и пожалуй последнее, важное, что тоже вряд ли может быть реализовано в любом современном фильме про войну.

В хорошем фильме про войну не должно быть никакой идеологии. Ну то есть совершенно. Должна быть только одна простая мысль – есть наши и есть враги и наши должны любой ценой побелить врагов.

Всё. Больше никаких там «любой ценой защитим Советскую Родину!», «Фашисты ненавидят коммунизм», «Под знаменем партии мы одолеем врага» и прочую такую муть. И дело не в документальном отражении действительности. Дело в том, что на войне у солдат нет никакой идеологии кроме «наши» и «не наши». Поэтому идеологические сцены, которые может быть и правдивы с исторической точки зрения, вызывают ощущение чужеродности. Например в хорошем фильме «В бой идут одни старики» есть сцена приёма в партию. И наверняка сцена эта вполне аутентичная. Но смотрится она совершенно чужой всему фильму, как фальшак. К счастью остальная часть фильма очень хороша, но без этой сцены фильм был бы просто великолепен.

А вот во всех четырёх фильмах, о которых я говорю, никакой идеологии нет. Она там не нужна. Конечно в фильме «Они сражались за Родину» есть сцена с красным знаменем. Но там это знамя играет роль символа воинской чести – полк сохранил знамя и значит не будет расформирован. И в целом это символ «наших», а не коммунизма, точно также как кресты на немецких танках символ «плохих не наших», а не символ идеологии национал-социализма.

Фильм про войну – это фильм про то, как солдат преодолевает страшные опасности и высвечиваются лучшие качества его характера. Идеологическая мишура тут совершенно излишня. Но сегодня, конечно, фильм «про войну» – это повод высказать свою точку зрения о политических коллизиях того времени и дать оценку этих коллизий. В итоге происходит обман зрителя – ему обещают фильм про войну, т.е. фильм особого жанра, а вместо этого заставляют смотреть идеологические изыски авторов фильма на тему: «я думаю, что правильный образ Сталина/Гитлера/Черчилля/солдата/пирата/чёрта лысого должен быть таким, как мне он представляется». Плюс любование поклеянными танчиками – «ах, смотрите, какой аутентичный танк удалось создать нашим декораторам! Ох, глядите, какая точная форма у немецких солдат и советских смершевцев» и всё в таком духе. Это разве фильм про войну? Это не фильм про войну, а, повторюсь, фильм для реконструкторов, которые будут разбирать каждый кадр и поднимать дружный вой из-за того, что на танке, похожем на T-IV, стоит башня, похожая на башню танка T-III, и вообще в 1941 году не могло быть танков Т-34-85. И что с того? Ну засуньте в идеологическую муть самый аутентичный T-IV. Муть от этого мутью быть не перестанет.

Вот, в общих чертах, те условия, которые обыкновенную идеологическую байду про «дедывоевали» может превратить в произведение искусства. Первое условие, что понятно, сегодня выполнено быть не может никак. И может быть это имеет смысл принимать в расчёт, желая снять фильм про войну? Ну не получится хорошо. Получится средне, если не хуже. Так зачем? Что ещё можно такого сегодня сказать про войну, чего не сказали Чухрай, Бондарев, Бондарчук и ряд других сценаристов и режиссёров, которые делали старые фильмы про войну? Пытаться показать Сталина злодеем или, наоборот, голубем – только ради этого пытаться делать фильм на эту тему? Ну это глупо, по моему.

В конце-концов сколько тем, не менее острых, но которые пока не нашли нормального отражения в кинематографе – Афганская война, события 1993 года, обе Чеченские войны. Может лучше новым кинематографистам браться за эти темы, пока живы и полны сил свидетели этих событий? А фильмы про Великую отечественную лучше пока не снимать.
Придёт возможно время, когда появится новые талантливый режиссёр, который сможет сказать в этой теме что-то новое. Но не нынешние. Так не стоит пытаться прыгнуть выше своих возможностей. Лучше смотреть лучшие фильмы советского периода. Пока что их уровень точно не по зубам даже самым лучшим современным режиссёрам и сценаристам.

(с) germanych

@темы: кино, военное, Великая Отечественная

---

Политический онлайн-тест

Тест из сотни с хвостиком вопросов PolitiScales
Получившийся девиз мне нравится

мой результат

Встретила новое слово-показатель, которого у меня и впрямь много...
"Эссенциализм — это не про то, как успевать больше за меньшее время, а про то, как делать только то, что нужно делать. Это не стратегия тайм-менеджмента или повышения продуктивности. Это определение самых важных задач, отбрасывание всех ненужных и максимальная концентрация на вещах, которые действительно имеют значение."

@темы: социальное, тесты

---

Пара беллум

Хочешь мира — готовься к войне. И пусть прекраснодушные мечтатели утверждают, что тот, кто хочет мира, должен готовить мир, а не бомбы. Пусть. Может быть, когда-нибудь все будет так, как им мечтается. Может быть когда-нибудь не нужно будет готовить оружие для того, чтобы тебя не ограбили, можно будет безбоязненно оставлять открытыми двери своего дома, гулять ночными переулками, и встречные прохожие будут провожать вас улыбками, а волк — мирно лежать рядом с ягненком. Когда-нибудь непременно так и будет. Но нынешний мир, к сожалению, мало похож на райский сад. И тот, кто хочет, чтобы война не пришла на его землю, должен обладать достаточной силой, чтобы любой желающий отрезать кусок от чужого пирога понимал: прежде, чем он сможет донести отрезанный кусок до рта, он кровью умоется. Война — тот же бизнес и деньгами в ней служит кровь. Если плата будет слишком высока, то «покупатель» от кажется от «покупки». Нет, можно, конечно, верить в то, что вокруг тебя нет врагов, можно верить в заверения соседей о сугубо мирных устремлениях. Можно. Можно верить и в то, что ты умеешь летать, но, когда ты прыгнешь с крыши, то закон всемирного тяготения и булыжники мостовой быстро убедят тебя в том, что одной веры иногда маловато.

Хочешь мира — готовься к войне.

А любая война стоит на четырех слонах: деньги, оружие, солдаты и информация.

Эти четыре опоры не заменяют друг друга. Как самая сильная левая рука не заменит оторванную правую ногу.

Тот, у кого нет денег, быстро окажется в ситуации, когда солдатам нечем воевать и просто нечего есть. Потому что рабочие и крестьяне имеют обыкновение просить деньги за свой труд, мотивируя это тем, что их дети имеют нехорошую привычку кушать, и иногда даже несколько раз в день. Можно попробовать отбирать силой, но в таком случае крестьяне перестанут пахать, фабрики и заводы остановятся. Можно попробовать заставить их работать силой, но тогда вам придется где-то найти вторую армию, для собственного населения. А у вас денег нет.

Тот, у кого нет оружия, может решить, что всегда сумеет его купить. И окажется в легкой растерянности, когда начнется война с прежним поставщиком оружия. Потому что уже привыкнет покупать и не обнаружит на своей территории заводов и фабрик по производству оружия. Не говоря уж о том, что во время войны цены имеют обыкновение расти, и имеющий солидный денежный запас на пять лет военных действий обнаружит пустую казну уже через полгода.

Тот, у кого нет солдат, может попытаться набрать наемников. Если он, конечно, забудет о том, что любой наемник сражается за деньги. И отличается от профессионала тем, что профессионал воюет за деньги, а наемник — ТОЛЬКО за деньги. И не согласится умирать, если увидит, что ситуация безвыходна.

Тот у кого нет информации, подобен слепому, вступившему в драку со зрячими. Его войска, как бы они не были храбры и отважны, каким бы отличным не было их оружие, будут впустую блуждать в поисках противника, принимать бой там, где это будет удобно не им, гибнуть в окружении и замерзать во время отступления.

(Костин "Белое на белом")

@темы: цицеротник

---

"Большой дом" от MaxKitsch - четыре

20. Жатва

20. Жатва

Оставленные Печкиным бумаги они читали жадно, торопясь, отбрасывая ненужное без жалости и впиваясь в то немногое, что могло им помочь.

Тр-тр Митра стоял, готовый ринуться вперёд по первой команде и бормоча под нос что-то невнятное наивным детским голосом.

Горизонт всё более загибался к зениту: можно было рассмотреть просеки в лесу, россыпь могил на погосте, противоположную окраину деревни и блестящую полосу реки, почти замкнувшуюся в кольцо. То тут, то там по вздыбившейся земле пробегали дымчатые змеи, выгрызая куски пейзажа и секунду спустя уже невозможно было вспомнить, что же было там, где пролёг их след.

Код от сейфа учили наизусть, оба. Хотя уже распределили роли и решили, кому следует жить дальше. Точнее сказать, за двоих решил Матроскин.

— Ты, дядя Фёдор, ещё глупостей наделать не успел, так что нельзя тебя такого шанса лишать. А я и так уже за двоих пожить успел,— безапелляционно заявил кот.

Ключ мальчик повесил на шею, словно оберег.

И когда уже они были готовы выдвигаться, за ними пришли.

Пришельцы шагали не торопясь. Они не умели спешить. Тела их были чёрной водой, сквозь которую белели кости. Их были десятки, и они шли разомкнутым строем, сколько хватало взгляда, к дому на холме.

Дядя Фёдор поднял обрез и взвёл курки. Только сейчас он понял, что Печкин спилил приклад так, чтобы оружие легло под мальчишеское плечо. Мальчик навёл стволы на наступающих, надеясь, что это как-то вразумит их. Водянистые фигуры ни на миг не замедлились.

— Да стреляй уже!— прокричал Матроскин с водительского сиденья Митры.

Мальчик замер. Он никогда раньше не стрелял, ни в живых, ни в мёртвых. Ближайшей к нему шла фигурка даже чуть ниже его ростом. Дядя Фёдор мог поклясться, что при жизни это была девочка. Ему даже казалось, что она напевает тонким голоском какую-то глупую считалочку.

«…вынул ножик из кармана…»

Кот соскочил с подножки трактора и бежал к мальчику. Руки у девичьей фигурки удлинились и теперь напоминали изогнутые клинки. Дядя Фёдор стоял, как заворожённый. Тяжёлая сталь восьмёркой ходила в его руках.

«…буду резать, буду бить…»

Матроскин что-то кричал, но искажённое время замыкания сыграло с ним злую шутку и он бежал, словно в кошмарном сне, изо всех сил упираясь в вязкую землю и почти не сдвигаясь с места.

«…быть не быть, тебе…»

Ружьё, как показалось, решило само за себя. Выстрелило сразу из обоих стволов, оглушительно прогрохотало и отбросило стрелка на землю.

Заклятие застывшего мгновения рухнуло. Матроскин, сам того не ожидая, в миг покрыл оставшиеся метры и чуть было не пробежал мимо поверженного мальчика.

Картечь проделала в рядах нападавших широкую просеку: чем бы ни снарядил Печкин патроны, они оказали выразительное воздействие. Даже касательные ранения заставляли жидкие фигуры разлетаться брызгами. Кости, более не сдерживаемые ничем, осыпались на землю.

К счастью, дядя Фёдор быстро оклемался, сам смог добраться добраться до трактора и даже сел за руль. Матроскин расположился на пассажирском сиденье, перезарядил ружьё и пристроил его между открытой дверью и кабиной, выцеливая следующую волну нападавших.

Впрочем, тр-тр Митра к происходящему отнёсся куда спокойнее, и радостно, порой даже не слушаясь руля, разрывал стоящие на дороге фигуры. И так он увлёкся, что еле удалось затормозить его, когда впереди замаячил знакомый силуэт.

Пёс сидел, молчаливый и потерянный, и с бетонно-серой его шкуры стекали чёрные маслянистые капли.

— В общем, так,— торопливо объяснил Матроскин, соскочивший с трактора,— зовут тебя Шарик, а ещё тебя зовут Ирвен и ты с нами идёшь сражаться с одним нехорошим дяденькой.

Шарик-Ирвен недоуменно посмотрел на кота, на трактор и на дядю Фёдора.

— Я вас знаю?

— Знаешь, знаешь,— кивнул кот,— ты просто голову потерял в суматохе и теперь немного сконфужен. Поехали с нами, ты потом всё обязательно вспомнишь.

Дядя Фёдор ничего не сказал. Всё-таки Матроскин действительно врать умел филигранно и на благо дела.

Когда они добрались до почтамта, большая часть его защитников осталась позади: или застреленная Матроскиным, или попавшая в жернова Митры. А тех, кто исхитрился всё-таки добраться до трактора, загрыз Шарик.

Чёрная фигура над бетонным склепом медленно развернулась в их сторону.

— История была пришпорена…— проговорил Председатель и голос его гремел с чернеющих небес,— история понеслась, звеня золотыми копытами по черепам дураков. И вот очередная партия дураков принесла ко мне свои пустые черепа.

— А вот не надо за Историю выступать,— выкрикнул Матроскин,— История этого очень сильно не любит.

— История любит точность прицела и вес бортового залпа,— прозвучало в ответ.

Чёрная фигура Председателя спустилась к самой земле, распластав над ней щупальца-протуберанцы.

— А вы явились с ружьём на столкновение небесных светил!— мглистые щупальца нацелились остриями на незваных гостей.

— Может быть и так, товарищ Председатель,— заявил кот,— вот только слишком уж много врагов вы себе заработали по пути к светилам. Боюсь, кое-кто может захотеть оттянуть вас за ушко от солнышка.

И в тот же момент, половину туловища Председателя отхватил приёмный лоток тр-тр Митры.

— Это ты их погубил, и Валюшу, и маму мою… они ко мне приехали, а ты меня заставил, это же ты меня заставил…— трактор развернулся и проехал сквозь Председателя ещё раз, оставляя висеть в воздухе трепещущие нефтяные струпья,— это всё из-за тебя… умри… умри…

Тр-тр Митра развернулся, прицеливаясь так, чтобы последним заходом разом поглотить всё, что осталось от противника.

— Умри,— прокричал он разгоняясь.

И в этот момент по левому его борту что-то хлопнуло с едва заметной белёсой вспышкой, и машина замерла, испуская сизый дымок.

Председатель недоуменно осмотрел поверженного противника.

— Вот говорил я,— прошептал дядя Фёдор,— что ничего хорошего от жучков не получается.

— Простите, меня перебили,— басовито вымолвил Председатель.

Чёрные кляксы стремились к ранам в его теле, восстанавливая его прежний вид.

— Мы, кажется, остановились на том, что вы пришли сюда умереть,— заключил он.

Дядя Фёдор выхватил из кармана перочинный ножик и зубами извлёк лезвие.

— Мы сюда пришли, чтобы всё наконец закончилось,— он полоснул ножом поперёк ладони и отставил руку так, чтобы кровь полилась в пасть Шарику,— давай, Игнас, тебе больше никто не хозяин, ты сам себе поводырь. Иди и мсти, демон, я своей живой кровью отпускаю тебя на волю.

Сначала Шарик даже не понял, что произошло. Красная струя стекала по его морде и капала на землю. А потом он слизнул кровь и что-то в нём разом переменилось. Он больше не стоял потерянным — лапы его раздались и зацепились за землю так, словно та была его игрушкой. Спина его уже не прогибалась в покорном ожидании: хребет его вздыбился, влекомый могучими мускулами, голова взметнулась к небу. В пасти прорезались бритвенно острые и злые зубы, которые сменяли друг-друга в непрерывном движении, загнутые, хищные, готовые хватать и терзать непокорную жертву. Серая плоть отступила. Ирвен пылал алчущим ультрафиолетом, вороным пятном, обжигающим сетчатку.

Перед Председателем стояла воплощённая иномирная злоба. И эта злоба помнила всё.

— Тихо иди к почте,— шепнул Матроскин на ухо дяде Фёдору.

Тот подчинился.

Ирвен совершил первый прыжок. Великолепный и хищный, вырывающий смолистые клочья из зачарованной плоти Председателя. Тот пошатнулся, отпрянул и ударил всей силой своих протуберанцев в то место, где мгновение назад стоял пёсий демон. Но Ирвена уже там не было. Он изгибался в полёте, отрицая притяжение земли и собственную массу, и уже наносил следующий удар, превращаясь в средоточие клыков и когтей.

Дядя Фёдор, озираясь, приближался ко входу в почтовое отделение.

Председатель ушёл от удара, жертвуя малой частью своего тела. Изорванное его существо медленно восстанавливалось. Ирвен не дал ему шанса исцелиться полностью. Следующий удар, жестокий и неотразимый пришёлся в самую грудь Председателя.

Тот вздрогнул. Две его половины держались вместе на тонкой смолистой нити. Ирвен прокатился по земле, выбирая место, чтобы вцепиться в него всеми четырьмя лапами и закончить дело.

И когда он уже неотвратимо летел в последнем своём прыжке, Председатель перестал казаться человеком. Его чёрное тело распалось на брызги, ударилось о землю и проросло мириадами обсидиановых шипов. Часть из них прошила насквозь Ирвена, остановив демона в его полёте.

Мальчик уже открывал дверь почты, когда вдруг его рука отказалась слушать его. Потом уже он увидел, что его предплечье прибито к деревянной стене тонким чёрным шипом. И ещё нестерпимое мгновение спустя, пробираясь сквозь сплетения нейронов, до его сознания добралась боль.

— А ну отпусти мальчишку,— прошипел Матроскин.

У его ног вспыхнуло алой злобой боевое построение.

Председатель пошатнулся. Сейчас он был похож на иссиня чёрный полип. Ничего человеческого в нём не осталось и, тем не менее, его голос звучал, казалось, с самого неба.

— О… это ты… — с холодным недоразумением сказал он,— любимая игрушка профессора Сёмина. У тебя было много имён, но ты есть Меланхтон, сын Мелхесиаха, сына Молоха. И я повелеваю тебе — замри.

Кот замер. В его глазах ещё пылала злоба, но он не мог двинуть ни единым мускулом.

Дядя Фёдор, превозмогая боль, пытался вырваться и в этот момент ещё один шип пронзил его. Мальчик закричал.

Чёрное щупальце поднялось из земли, изогнулось целясь ему в сердце.

— Мне жаль, что ты пришёл сюда,— проговорил Председатель,— но тут приходит моё царствие, и таким как ты здесь не место.

Щупальце обрело блестящее в свете Чёрного Солнца острие, размахнулось перед решающим ударом и… разлетелось на осколки.

Звук выстрела последовал долей секундой позже.

Дядя Фёдор повернул голову.

Выше по улице стояла корова Мурка. На левом боку её пылала руна Войны, на правом пламенела руна Ненависти. Глаза её были налиты кровью, оскаленные зубы блистали, подобно копьям воинства, изготовившегося к бою. В общем, на фоне сидевшей на её спине Мамы, корова выглядела спокойно и дружелюбно. Рядом стояли Слейпнир и Папа, который перезаряжал трёхлинейку.

Дядя Фёдор радостно улыбнулся, потянулся навстречу родителям, вздрогнул и замер — ещё одно щупальце пронзило его грудь. Воздух вырвался из его рта с последним, удивлённым вздохом.

21. Имена дяди Фёдора

21. Имена дяди Фёдора

В руке у мамы дрожало насаженное на берцовую кость, отточенное до бритвенной остроты навершие флагштока. Багряные волны струились по клинку.

В глазах мамы плескался балтийский холод.

Осознание неизбежного замерло на половине дороги. Мама спешилась и медленно пошла навстречу Председателю. Она удерживала дядю Фёдора в уголке взгляда, но прекрасно понимала, что стоит ей повернуться — и следующий удар придётся ей в спину.

— У тебя последний шанс был уйти отсюда живым,— покачала она головой.

Папа дослал в ствол винтовки следующий патрон.

— Из свинцового саркофага Чернобыльского капища отлиты эти пули,— пробормотал он, скорее самому себе, чем стороннему слушателю.

Он тоже прекрасно видел, что произошло. И тоже прекрасно понимал, что они живы только пока следят за мельчайшими движениями Председателя.

— Я помню тебя,— пророкотало сплетение чёрных протуберанцев,— ты, глупая женщина, сомневалась в возможности использовать предвечные силы во благо человечества. Смотри, вот оно, неопровержимое доказательство моей правоты.

— Кладбище?— мама безучастно подняла бровь.

Клинок в её руке описал полукруг, когда она сменила хват.

Водянистая фигура метнулась ей навстречу. Мама, не спуская глаз с Председателя, сменила ногу и, коротким ударом наискось, располовинила нападавшего. Папа выстрелил, превращая в смолистые лужицы и кучки костей ещё несколько полупрозрачных силуэтов. Дымящаяся гильза, попавшая во власть сломанного времени, медленно вращаясь, опускалась на землю.

— Мне всё равно, что ты себе придумал,— мама стряхнула чёрные брызги со своего оружия,— но ты тронул моего сына. И я тебя зарою прямо здесь.

Председатель промолчал.

Его протуберанцы пришли в движение, поднимаясь над землёй, приходя в движение по новым орбитам. Теперь они напоминали странную бабочку с округлыми крыльями.

Чёрное Солнце распалось на несколько вложенных колец, каждое из которых обращалось вокруг собственной оси. В самом центре его находилось нечто такое, чего там быть не могло по всем законам перспективы.

Тонкая пылающая нить соединила бабочку и центр Чёрного Солнца.

Оставшиеся внизу смолистые щупальца подняли дядю Фёдора вверх, с широко разведенными руками. Голова его и ладони безвольно висели, покачиваясь в такт движению.

Мама остановилась. Ближайшая цель находилась в нескольких метрах над ней. Казалось, она могла подпрыгнуть и её холодная ненависть вознесла бы её, но она оставалась на земле, безнадёжно далёкая и от своего противника, и от того, за кем она пришла.

Вращающиеся в небе кольца ощетинились хлёсткими отростками. Кольца расходились друг от друга и противная всем законам природы пропасть между ними всё увеличивалась.

Папа разряжал патрон за патроном в беснующуюся над ним фантасмагорию, но пули не производили на неё ни малейшего воздействия.

Они не сразу заметили, что подле распластанного в воздухе дяди Фёдора появился ещё одна человекоподобная фигура.

Лица его сменялись одно за другим. В правой руке его была распахнутая книга, страницы которой непрерывно перелистывались.

— Я пришёл сдержать своё слово,— промолвил он.

Чёрная бабочка разомкнула свои крылья, превратила их в мириады остриёв, направленных в грудь человека с книгой.

Острия ударили и сломались, брызнули графитовыми осколками.

— Я дал слово, и сдержу его,— повторил человек с книгой,— плата была принята и пришло время вернуть обещанное. Я говорю тебе, горделивый, мы рассмотрели тебя, взвесили и признали твои помыслы лёгкими. Ты жертвовал чужим ради собственной гордыни. Смотри же на тех, кто пожертвовал большим, смотри на тех, кто пришёл пожертвовать всем оставшимся. Смотри, ибо это последнее, что ты видишь.

Бабочка расплескалась, свилась, принимая новую форму. Три шипастых челюсти росли теперь из земли, силясь поглотить человека с книгой. Щупальца, поддерживающие дядю Фёдора исчезли. Тело мальчика начало своё падение на землю. Но мглистый журавль возник из ниоткуда и подхватил его на лету. Птица осторожно опустила дядю Фёдора на землю и взмыла, выцеливая уязвимые места Председателя.

— Я пришёл сдержать своё слово,— хрипло возвестил журавль,— Ты, попирающий, был предначертан закланию. Ты, возжелавший спасать всех без различия ценою невинных, возжелавший власти ради власти, осквернивший упокоенных, нарушивший границы, поправший небеса — нет тебе спасения. Смотри на тех, кто отдал самое святое, чем они владели. Смотри, ибо скоро сомкнутся твои глаза.

Шипастые челюсти распались. Председатель более не был ничем цельным. Гематитовая саранча рвалась во все стороны сразу. Мама рассекала блестящие металлические тела своим клинком. Папа расстрелял все патроны в магазине и, перехватив винтовку, приготовился разить их штыком. Ещё один миг — и в этот самый последний момент чёрные со стальным отливом насекомые замерли.

Третья фигура проявилась в сумрачном небе. Тяжёлые грозовые тучи в какое-то неуловимое мгновение окружили беснующееся Чёрное Солнце.

— Я пришла сдержать своё слово,— раздался красивый женский голос.

Саранча дрожала, силясь сменить форму, но это было за пределами её сил.

— Ты, ничтожный, хотел украсть силу Матери-Богини.

Металлические насекомые потеряли свою форму, превратились в блестящие чёрные брызги. Они устремились к единому центру и превратились в обнажённого человека.

Человек этот был самым обыкновенным, давно уже не молодым, седеющим и обрюзгшим. Он покачивался на целлюлитных ножках, близоруко озираясь.

— Таким ты был,— весомо произнёс человек с книгой.

— Таким ты поднял свою руку на законы мироздания,— продолжил журавль.

— Таким ты встретишь всё, о чём просил,— закончила гроза женским голосом, трепещущим от статического электричества.

— Ты хотел внимания Матери-Богини,— сказали все трое разом. Их голоса сплелись в бесконечно прекрасной гармонии, чарующей и смертоносной,— ты получишь его.

Три пылающих силуэта ударились о землю и взметнулись ввысь, впились в зачарованное сердце Чёрного Солнца.

Оно лопнуло, взорвалось, раздалось в стороны.

Оно раскрылось в противоестественном движении, прорастая сквозь себя, движимое и недвижимое одновременно. Его границы ударились о границы замыкания и прижали его к земле, освобождая место для чего-то иного, чего-то такого, что нельзя было описать словами.

Вместилище миров раскрылось над головами невольных свидетелей. Вселенные пузырились, теснясь в бездне, глубина которой посрамляла бесконечность. В этой запредельно глубокой яви не было прошлого и будущего, и свету не требовалось тратить века для преодоления ничтожных расстояний. Там не было времени, там не было смерти, там не было ни слов, ни чисел, ничего, чему был обучен человеческий разум. Явленное было столь великолепным, сколь чуждым. Каждая крупица света, струящаяся из разверстых небес несла с собой больше, чем могла вместить человеческая жизнь.

И там, в средоточии всего сущего, была она. Если бы кто-то, наблюдавший её, мог попытаться её нарисовать, он нарисовал бы женщину. Исполненную силы, пышущую жизнью, чреватую, родящую и плодовитую одновременно. Порождающую и поглощающую целые миры.

Он нарисовал бы её, пожинающую и пожирающую, замыкающую круг и начинающую новый, он сошёл бы с ума, но продолжил бы рисовать эту её, безусловно необходимую сущность, и всё, что окружало её.

Он нарисовал бы дерево. То дерево, на котором мудрецы распинали себя ради ещё большей мудрости. То дерево, которое произрастает сквозь миры и несёт свои соки в запредельности. Дерево, в котором сплетаются мужское и женское начала. Она, женственная, родящая и, вопрека чаяниями, коронованная. Она, властвующая нераздельно. Он нарисовал бы дерево, которое было женщиной.

Он нарисовал бы рога, сомневаясь, кому принадлежат они. Но он нарисовал бы их, потому что не смог бы не нарисовать. Прошедшая сквозь сонмы поколений память его приказала бы ему нарисовать ветвистые рога, которые были бы ветвями дерева и женскими руками одновременно. Пусть сам он не помнил был непокорную силу, воплощённую в этом струящемся символе, но, не в силах противиться предъявленной ему правде, он нарисовал бы рога.

И он нарисовал бы что-то, что не есть ни женщина, ни дерево, ни рога. Он путал бы следы и образы, пытаясь спастись от открывшейся ему беспрекословной правды.

Той самой, которую сейчас наблюдали папа и мама и Председатель, и невольно замерший Матроскин, и искалеченный перегруженной цепью Митра, и истекающий сукровицей Ирвен, и даже дядя Фёдор, застывший между собственным телом и разверзшейся бесконечностью.

Она, сокрушающая миры на выдохе и творящая их на вдохе, она бесконечно смертоносная и животворящая, она, чья сила и власть превосходит всё, что способно описать и измерить человеческое существо, в какую-то краткую, неизмеримо малую долю мгновения, даже не заметила, просто скользнула краем своего внимания по одному из бесчисленных миров, в котором кто-то осмелился возжелать её силы.

И Председателя не стало. Вот только что он был и вот даже воспоминания от не осталось.

Разверстое небо схлопнулось. Горизонт упал туда, где ему предначертано было лежать. Чёрное Солнце погасло, словно и не было его никогда.

Вся накопленная злая сила разом лишилась сдерживающих её преград и повергла оземь тех, кто ещё стоял на ногах.

Настоящее, ярое и живое солнце проросло сквозь небеса.

Прозрачные небеса исторгли из себя животворящий дождь.

У каждой капли было по двадцать две грани, и каждая из них имела своё число. Те, кто оставался в сознании, вдруг поняли, что знают точное количество капель в небе, травинок в поле и песчинок под их ногами.

Каждая капля прорезала девственно прозрачный воздух, оставляя за собой едва заметный радужный след, и каждая из них звенела особенной хрустальной нотой, прорезая путь навстречу земле.

У каждой из них была своя, малая, но важная миссия. И они разбивались, заставляя эфир содрогаться сообразно их тональности.

Раны дяди Фёдора затягивались. Ирвен, пылающий и злой, с каждым новых касанием кристальных капель, остывал и оживал. Меланхтон, сын Мелхесиаха, сына Молоха ощущал, как возвращается к нему власть над собственным телом.

Человек с книгой, журавль и женщина постепенно истаивали. Им более нечего было делать в этом мире, и они возвращались туда, где им предначертано было пребывать до скончания века.

Мама стояла, искристая влага стекала по её лицу. Папа уронил винтовку и смотрел вперёд.

Там дядя Фёдор поднялся и бежал им навстречу, сквозь бесконечные радуги и разноголосый хрустальный звон.

Как будто где-то за кулисами мира сжатая пружина распрямилась и поднимала всех в рост. Они ещё не поняли, что всё окончилось, но радость уже переполняла их и влекла в объятия друг друга.

Они были живы. И мир был живым. И более ничего уже не имело значения.

=========================

Список отсылок, отписок и ничем не прикрытого заимствования:
Часть 1
Часть 2
Часть 3
Часть 4

@темы: книги, фэнтези, хумор, возлелитературное

---

"Большой дом" от MaxKitsch - три

15. Чёрное Солнце

15. Чёрное Солнце

Над рекой стоял туман.

За туманом возвышался большой дом. И так его туман скрывал, что не понять было, на что же он похож на самом деле.

Ни окон было не рассмотреть, ни дверей.

А по реке медленно плыла лодка. На вёслах сидел маленький человек в брезентовом рыбацком плаще. Несмотря на ясную погоду, капюшон закрывал его голову.

Вёсла мерно ходили в уключинах. Лодка приближалась к пирсу.

Пассажир сидел, свесив руку в воду. Был он долговязый, с длинными пальцами, которые по волнам, словно по пианино, наигрывали какую-то простецкую мелодию.

В какой-то момент его рука на что-то наткнулась — он выловил небольшой предмет из реки и спрятал за пазуху.

Лодка причалила к пирсу.

— Ну что, Иван Трофимович, вот вы и прибыли. Вы, знаете ли, в последнее время, очень популярная персона. Очень уж вами там,— лодочник кивнул куда-то в сторону деревни,— интересуются.

Пассажир пожал плечами.

— И, знаете ли,— продолжил человек в брезентовом плаще,— кое-кто важный выражал серьёзные сомнения насчёт того, стоит ли вам возвращаться.

— А это, друг мой, уже мне решать, возвращаться мне, или нет. Потому что иначе, «кое-кто важный» не оставил бы мне выбора.

— Но вы же понимаете, что вы не сможете покинуть,— тут лодочник ещё одно слово сказал, но его будто бы зажевал туман.

— А мне и не надо,— ответил человек и выпрыгнул из лодки,— все мои незаконченные дела остались здесь.

— Дружеский совет: не трогайте мальчишку. Его покровители могут… расстроиться.

— Спасибо,— ответил человек и, не оборачиваясь, зашагал по скрипучим доскам.
Профессор Сёмин вернулся.


Кот попросил у дяди Фёдора карандаш и стал что-то рисовать.

Мальчик спрашивает:

— Ты что придумал?

Кот отвечает:

— Смущает меня, дядя Фёдор, вопрос топологической связности.

— А что такое эта «связность»,— спрашивает дядя Фёдор.

— Беда с тобой, дорогой мой человек: не знаешь ты высшей математики. Вот смотри: есть у нас две точки, а между ними линия. Линия эти точки соединяет. Это, дядя Фёдор, самый простой вариант графа.

— Граф — это вроде герцога?

— Нет,— вздохнул Матроскин,— во-первых, обычно герцог всё-таки выше званием. Но мы сейчас о других графах говорим, о математических. А в математике это, как бы проще сказать, это как острова и мосты между ними. У графа есть «вершины» — это острова. И мосты — это «рёбра». Когда два острова соединены мостом, такие острова называются «связными».

— Но у нас тут островов нет,— заметил дядя Фёдор.

— Угу,— кивнул кот,— зато у нас тут есть почтальон.

— А он остров или мост?

— Почтальон у нас — заноза в заднице. Потому что почтальон у нас есть, а почты у нас нет. Мы сколько раз деревню обошли вдоль и поперёк? Нет у нас ни почты, ни сельсовета, ни даже сельпо. Одни дома жилые.

— И в самом деле,— задумался дядя Фёдор,— неправильно это.

— Вот именно,— кивнул Меланхтон, сын Мелхесиаха,— поэтому я взял бечёвку и замерил длины улиц.

Тут кот прочертил несколько параллельных линий по бумаге.

— Вот Речная улица, вот улица Центральная, а вот Солнечная. Они все идут к реке. И Центральная улица почти в два раза короче, хотя начинаются они на одной линии, и заканчиваются тоже примерно на одной. Река, конечно, не ровная, но настолько она не изгибается.

— Неправильно это,— кивнул дядя Фёдор.

— То же самое с поперечными улицами. Вот 1-я Продольная, вот вторая, а вот третья. И вторая улица тоже короче почти в два раза.

— Так что это значит?

— Что топологическая связность местности нарушена. Кто-то или что-то выкусило центр деревни.

— Насовсем?

— Насовсем нельзя. Это место не уничтожено. Его заперли.

В это время человек с сабельным шрамом на лице шёл по улице Центральной. Глаза его, как глаза слепого человека, не видели ничего вокруг. Он шёл вперёд, не глядя по сторонам и не оглядываясь.

Он шёл, пока деревня не кончилась. И после этого он прошагал ещё немного, пока наконец не остановился.

— Марфа!— позвал он,— Марфуша, выходи!

Никто не отозвался.

— Марфа, выходи! Не заставляй призывать тебя, сама знаешь, это неприятно.

Поднялся ветер. Вот только был солнечный день, а вот небо заволокли тучи и оно стало похоже на стёганое одеяло.

Задрожала почва под ногами.

Встала перед профессором земляная баба.

— Зачем ты пришёл сюда?— пророкотала она и косточки в её чреве развернулись к профессору острыми концами.

— За тем единственным, за чем я мог сюда прийти, Марфуша,— грустно сказал профессор,— сама знаешь, почему ты здесь.

— Не дам!— прошипела баба,— Моё!

— Нет,— грустно покачал головой профессор Сёмин,— Не твоё и никогда твоим не было. Так, отдано тебе на сохранение.

— Давай тогда достойную плату,— пророкотала земляная баба,— дорогую вещь ты у меня просишь.

— Ты была дурочкой, дурочкой и осталась, Марья, дочь Василия Кривого,— холодно ответил человек с сабельным шрамом,— Слушай. Слушай, потому что это я тебе говорю. Ты, проданная за худую корову, испорченная Гришкой Скоробогатым, убитая в ту же ночь и брошенная на болоте, проклятая и не отпетая. Я вернулся с того берега и мне нужно то, что принадлежит мне по праву. Всё, что я тебе могу оставить — это твою власть, настолько и насколько её тебе хватит. Остальное — не моё чтобы дать, и не твоё, чтобы взять.

— Тогда ты сейчас отправишься на тот берег. И уже не вернёшься,— раскатистым рыком проговорили в чреве земляной бабы камни и кости.

Она замахнулась. Землёй и небом разом, захватив костяной горстью тусклое солнце и разномастные облака.

Профессор Сёмин сделал один шаг. Вперёд. И выбросил перед собой сжатые щёпотью пальцы. Рука его прошла в грудь земляной бабы по локоть.

— Я пришёл за тем, что не твоё,— сказал он, будто извиняясь.

— Зачем?— горько спросила та.

Заморосило. С неба капали солёные капли, словно бабьи слёзы.

— Затем…— грустно усмехнулся человек со шрамом,— что больше мне ничего не остаётся. Здесь скоро не останется никого. Ни тебя, ни меня… Так надо. Прости, Марфа, дочь Василия. И отца своего прости. То был худой год после худого года, он ничего больше не мог сделать.
Профессор выдернул руку. В кулаке его был зажат большой латунный ключ.

— Я знаю,— прозвучало в ответ.

Высохшая земля осыпалась. Падали на землю кости и камни.

— Хорошо,— прошептал профессор Сёмин,— Уходи. За рекой тебя ждёт покой. Здесь покоя не будет никому.

— Мальчишку не трогай,— чуть слышно раздалось из запыленного воздуха.

— Как получится,— пожал плечами Иван Трофимович,— как получится.


Дядя Фёдор шёл по Центральной улице. По левую его руку был кот Матроскин. По правую руку был пёс Шарик.

Тяжело и зло они шли.

Посередине улицы стоял почтальон Печкин.

— Что-то вы, граждане, с нехорошими намерениями шагаете,— сказал он.

— А как ты думаешь?— оскалился Матроскин,— Где тут нулевой километр.

— Здесь… — пожал плечами почтальон,— где-то. Всё что найдёте — всё ваше.

— Мы ведь по-хорошему спрашиваем!— серьёзно сказал кот,— что ты здесь от нас прячешь?

— Я здесь от вас,— рассмеялся Печкин,— ничего не прячу. Я здесь вас прячу. От того, кого вы так хотите найти. А ты, Матроскин, так заврался, что уже сам не помнишь, что такое правда. Так что давай-ка ты скажешь мальцу, зачем он здесь оказался.

— О чём он говорит?— спросил дядя Фёдор.

— О том, мальчик,— пояснил почтальон,— что кот здесь был задолго до тебя. И пёс тоже. И оба они видели правду, и как минимум один из них её помнит. Замыкание Макондо, знаешь ли. Есть вход — нет выхода. Они тебя специально сюда притащили, а почему они это сделали — спрашивай у них.

— Кот?— сердито спросил дядя Фёдор.

— Что сразу кот?— ощерился Матроскин,— Ты, дядя Фёдор, выбирай, кому здесь верить. Я, пока что, твою шкуру здесь спасал.

— А я твою шкуру здесь под угрозу не ставил,— отвечал Печкин,— А эти твари больше ничем не занимались, кроме как попытками тебя угробить. Вот можно подумать, что это я тебя заставил с Марфой торговаться?

— С кем?— поинтересовался дядя Фёдор.

— С земляной бабой. И с Лешим,— почти прокричал почтальон,— между прочим, они от взрослых людей даже костей не оставляли, так что это тебе очень повезло, что ты живым выбрался.

— Правильно,— кивнул Матроскин,— он живым остался. Потому что это не просто мальчик. Это нужный мальчик. Это какой надо мальчик, всамделишный. Таких мальчиков, может быть, один на миллион, а то и меньше.

— Это наш мальчик,— прорычал Шарик.

— Мы его искали, этого мальчика. Потому что никакой другой мальчик нас отсюда не вытащит. Ни меня, ни Шарика,— прошипел кот,— ни тебя, Печкин. И мы за этого мальчика костьми ляжем. Потому что это наш мальчик.

— Похвально.— согласился почтальон,— Мне будет очень обидно навсегда исчезнуть вместе с ним. Но я очень тебя прошу. Напоследок. Вот просто из уважения, скажи ему правду.

— Какую правду?— холодно спросил дядя Фёдор.

— Простую, дядя Фёдор,— вздохнул кот,— очень простую. Ты станешь очень сильным Ремесленником. Точнее, ты бы стал очень сильным Ремесленником, лет через десять. Ничего бы не укрылось от твоего взгляда. Никто бы не стал на твоём пути. Ты бы превзошёл своих родителей и тех, кто их учил… но…

— Что?— нетерпеливо переспросил мальчик,— что «но»?

— Но ты никогда не выйдешь отсюда,— покачал головой Печкин,— это место проклято. Поэтому я сделал то, к чему меня всю жизнь готовили. Я вырвал имя из сердца этого места.

— Почему?

— Замыкание Макондо,— вздохнул Матроскин.

— Замыкание Макондо,— подтвердил Печкин,— это место запрещено для всех живых снаружи замыкания. Твои фамильяры пытались обмануть его, но это невозможно. Это место сгинет, потому что оно должно было сгинуть. Оно растает в беспамятстве. Никто не может его спасти, даже ты, мальчик.

— Неправда,— прокричал дядя Фёдор,— так не бывает, чтобы не было выхода. Мой папа всегда говорил, что всегда есть выход.

— Выход есть,— прозвучал незнакомый голос.

Все обернулись.

В нескольких шагах от них стоял старик с сабельным шрамом на лице.

— Выход есть,— повторил профессор Сёмин,— но не для всех. Это место умерло. Из него выйдут только мёртвые.

— И я даже знаю, кто из него выйдет первым,— ощерился Матроскин,— Шарик, фас!

Шарик вспорол землю задними лапами, готовясь к прыжку.

Человек со шрамом выхватил из кармана ключ. С хрустом он вставил его в смеркающийся воздух и провернул.

Воздух исказился, будто призрачные шестерни зашевелились в нём. И вот только что профессор был на расстоянии свирепого прыжка, как внезапно пространство разверзлось и он оказался вне досягаемости. Из небытия возникли новые здания, которых до сих пор здесь не было.
Вот проявилось из марева приземистая изба с вывеской «Почта». Вот выскочила неказистая коробочка сельпо. А вот выросла из небытия бетонная башня с округлыми наростами по углам. И над этой башней нависало дрожащее марево цвета свежего фингала.

Почтальон Печкин сглотнул колючий комок.

— Это Председатель. Бегите. Просто бегите.

Дядя Фёдор, пёс и кот побежали. Потому что из дрожащего фиолетового воздуха вырастало что-то такое, от чего нельзя было не бежать.

А в небе над ними расцветала чёрным огромная клякса. И хоть была она беспросветно чёрного цвета всё равно на неё нельзя было смотреть, так ярко она светилась.

16. Телёнок

16. Телёнок

С тех пор как взошло Чёрное Солнце, жизнь дяди Фёдора усложнилась. Мурку в поле выгонять — заговор делать дяде Фёдору. Овощи в огороде собирать — дяде Фёдору. К колодцу за водой тоже дядя Фёдор идёт, с оберегами и заговорами. Кот отговаривается, мол, профессор его прикончит, если увидит. От Шарика тоже толку мало было. Он вообще мало пользы приносил в последние дни. Всё больше землю рыл и за своим хвостом гонялся.

А тут опять событие. Утром, когда они ещё спали, кто-то в дверь постучал. Матроскин перепугался страшно — и прямо в подпол прыгнул, как они тренировались на случай, когда внешнее построение будет разрушено. Дядя Фёдор с кровати вскочил, нож над ладонью держит, поверх тревожного знака.

— Кто там?— и уже готов на пентакль кровь пролить.

А это Шарик:

— Здрасте пожалуйста! У нашей коровы телёнок родился!

Дядя Фёдор с котом в сарай побежали. И верно: около коровы телёночек стоит. А вчера не было.
Матроскин сразу заважничал: вот, мол, и от его коровы польза есть! Не только скатерти она жевать умеет. А телёнок смотрит на них и губами шлёпает. И копыт у него целых восемь штук.

— Надо его в дом забрать, — говорит кот. — Здесь ему холодно.

— И маму в дом? — спрашивает Шарик.

— Нам только мамы не хватало, — говорит дядя Фёдор. — Да она тут всё сожрёт и нами закусит. Пусть здесь сидит.

Они повели телёнка в дом. Дома они его рассмотрели. Он был шерстяной и мокренький. И вообще он был бычок. Стали думать, как его назвать. Шарик говорит:

— А чего думать? Пусть будет Бобиком.

Кот нервно хохочет:

— Ты его ещё Рексом назови. Или Тузиком. Тузик, Тузик, съешь арбузик! Это же бык, а не спаниель какой-нибудь. Ему нужно серьёзное название. Например, Кейстут. И красивое имя, и обязывает.

— А кто такой Кейстут? — спрашивает Шарик.

— Не знаю кто, — говорит кот. — Только так пароход назывался, на котором моя бабушка плавала.

— Одно дело пароход, а другое — телёнок! — говорит дядя Фёдор. — Не каждому понравится, когда в честь тебя телят называют. Давайте мы вот как сделаем. Пусть каждый имя придумает и на бумажке напишет. Какую бумажку мы из шапки вытащим, так телёнка и назовём.

Это всем по душе пришлось. И все стали думать. Кот придумал имя ЛаВей. Простое и красивое. Дядя Фёдор придумал другое имя. Оно очень подходило телёнку. А если большой бык вырастет, его все бояться будут. Потому что от животного с таким именем ничего хорошего ожидать нельзя.

А Шарик думал, думал и ничего придумать не мог. И он решил:

— Напишу-ка я первое, что в голову придёт.

Он так и написал и был очень доволен. Ему нравилось такое имя, что-то в нём было благородное, британское. И когда стали имена из шапки тащить, его и вытащили. Кот даже ахнул:

— Что значит Чайник Бертрана Рассела?

— Не знаю,— пожал плечами Шарик,— но очень уж мне оно понравилось. Такое сложное имя, неоднозначное.

— Ничего себе имечко. Ты бы его ещё Тарот Алистера Кроули назвал. Или Доктрина Энергоинформационного Развития Верещагина. Ты бы его ещё Анастасией назвал.

— А ты что придумал, дядя Фёдор? — спрашивает Шарик.

— А какая разница, всё равно его не вытащили,— пожал плечами дядя Фёдор,— а ты, Матроскин?

— Я ЛаВея,— сказал кот.

— Давайте тогда посмотрим, что дядя Фёдор придумал,— предложил Шарик,— всё равно мы с Матроскиным не согласимся.

— Я Слейпниром его назвать хотел. Как раз по количеству ног,— сказал мальчик.

Кот согласился:

— Пусть Слейпниром будет. Очень хорошее имя. Подходящее.

Так и стал телёнок Слейпниром. И тут у них разговор интересный получился. Про то, чей телёнок

— Понимаешь, дядя Фёдор, чтобы у коровы получился телёнок, ей бык нужен,— говорит Матроскин,— Я очень честно не хочу затевать разговор о тычинках и пестиках, но, в общих чертах, кто-то у нашего Слейпнира должен быть папой. И никто из нас на эту роль не претендует.

— Корову мы взяли на той стороне,— сказал дядя Фёдор,— может быть и этот твой бык тоже был на той стороне.

— Ты думаешь, нам так просто бы отдали корову на сносях?— поинтересовался кот.

— А ты думаешь, что нам её так просто отдали?— возразил дядя Фёдор.

— А что случилось?— поинтересовался Шарик.

Все уже и забыли, что он ничего из произошедшего не помнил.

— Ничего хорошего,— отрезал Матроскин.

— А так ли это важно?— спросил дядя Фёдор,— вокруг столько всего странного происходит, что нам любая подмога будет полезной.

— Это, дядя Фёдор,— заметил кот,— будет верно в том случае, если это нам подмога, а не кому-нибудь ещё. Ты про троянского коня слышал? Может быть у нас троянский бычок получается.
Слейпнир ушами повёл и фыркнул. На ногах он ещё очень неровно стоял.

— Я о троянском коне слышал. Только это конь был, а не жеребёнок. А Слейпниру наша помощь нужна. Иначе пропадёт он,— сказал дядя Фёдор.

— Меня больше волнует, честно говоря,— ответил Матроскин,— что мы все тут пропадём. У нас для этого сейчас все возможности открыты. С телёнком или без него, без малейшей разницы. Ты слышал про замыкание Макондо?

— Только от Печкина, но мы тогда слишком быстро убежали,— честно признался мальчик.

— Всё очень просто,— вздохнул Матроскин,— Та сторона не знает о деревне или городе, пока в там не умрёт первый человек. И этот первый умерший человек оставляет свой след на Карте. Живые люди, знаешь ли, мало чем отличаются от живых кустов и крыс. Разница есть только в том, как они умирают. И тогда та сторона замечает нас. Отмечает на своей Карте.

— А причём здесь Макондо?

— Погоди. Во всех городах и весях люди умирают. Это бывает, это нормально. Но чтобы можно было нанести место на карту — на любую карту, месту нужно имя. А это имя надо связать с живой душой. И его связывают с душой первого человека, умершего на этом месте. Тогда вступают в силу все договоры с той стороной. Можно прокладывать дорогу и, чаще всего, люди будут доезжать из пункта А в пункт Б.

— Чаще всего?

— За дорогу платить надо,— сказал Шарик.

— Именно,— подтвердил Матроскин,— Но иногда в… пункте Б… случается что-то такое, о чём не должны узнать обычные люди. Потому что если они узнают, они уже не смогут жить как прежде. Что-то очень страшное. Настолько страшное, что даже прикосновение к этому навсегда тебя изменит. И тогда кто-то должен остаться и навсегда вырезать этот пункт Б из людской памяти. Так чтобы никто не смог попасть в него, и не смог выбраться наружу. Это и есть замыкание Макондо.

— И это случилось здесь?— спросил дядя Фёдор.

— Да,— подтвердил кот,— это случилось здесь.

— Тогда почему мы попали сюда?

— Мы с Шариком тут жили. Я выбрался, пока ещё можно было. А ты — особенный. И родители у тебя особенные. Потому что я очень надеюсь, что вы сделаете что-то правильное. Сам не знаю, что, но что-то чтобы все, кто здесь умер, хотя бы не зря это сделали.

Дядя Фёдор посмотрел на Матроскина. Матроскин молчал и старался не смотреть ему в глаза. Потом на Шарика. Шарик сам не понимал, о чём идёт речь, но ему было страшно. А телёнок ничего не понимал. Он пошатывался на своих восьми ногах и глядел на всех глупо и радостно.
Мальчик обнял его за шею.

— Ты ведь ничего не знал. Ты не виноват ни в чём. Я тебя прошу. Я тебя умоляю: беги отсюда. Пожалуйста, ты ведь знаешь как это сделать. Беги. Матроскин правду сказал. Я чувствую, что в этом он мне не соврал. Беги отсюда. Пожалуйста. Пускай больше никто этого не сделает. Мне очень жалко. Я очень хочу жить. Я хочу вырасти и быть как папа и мама. Но это же правда. Мы не выберемся отсюда. А ты можешь. Пожалуйста, хороший мой. Беги. Я хотел научиться быть как папа с мамой. Матроскин и Шарик тоже что-то хотели, я знаю, они честно хотели. А ты только пришёл сюда. Ты не знаешь ничего. Убегай, пожалуйста!

Вокруг Слейпнира вспыхнула радуга, будто бы цветок распустился всеми возможными и невозможными цветами.

Бычок встрепенулся, поднялся на задние четыре копытца, ударил передними и… исчез…
Матроскин печально посмотрел на пустоту, которую он оставил за собой.

— Эх, дядя Фёдор, если и были у нас шансы, они только что убежали.

— Не надо мне больше врать,— грустно сказал мальчик,— мы все здесь умрём. И ничего с этим сделать нельзя. Я тоже читал записки профессора. Я хотел спасти хотя бы кого-нибудь.

— Ты ведь правда не боишься?— спросил кот.

— Боюсь,— признался дядя Фёдор,— очень боюсь. И очень хочу увидеть папу и маму, но этого ведь не случится, правда?

— Не знаю,— признался Матроскин,— теперь нам остаётся только держаться так долго, как мы сможем.

— Вот и отлично,— подал голос Шарик,— пускай они к нам приходят. Все. Мы их встретим. И проводим.

— Уважаю концептуальный акционизм,— одними губами улыбнулся Матроскин.

— Чего?— переспросил Шарик.

— Да так… — хмыкнул кот,— Что нам ещё остаётся?

17. Посев

17. Посев

Над деревней сияла бесформенная клякса, переливаясь невозможными оттенками чёрного. Ветер не знал, куда ему дуть, и, поэтому, бросался из стороны в сторону, будто шебутная собака. В его порывах кружил всякий мелкий мусор.

Дядя Фёдор сидел на крыльце и рассматривал фотографию. На снимке мама держала на руках щекастого карапуза, в котором дядя Фёдор только по глазам угадывался. Карапуз смотрел в камеру недоуменно и сердито. Мама улыбалась на изумление доброй улыбкой, какой дядя Фёдор в жизни на её лице не видел.

— Знаешь, кот,— сказал мальчик,— а я ведь только сейчас понял, что снимок-то на самом деле был один.

— Ты, дядя Фёдор, свою мысль с начала начни, а то что-то я тебя не догоняю,— попросил подсевший кот Матроскин.

— Есть вторая фотография. Точно такая же, но там меня папа на руках держит. И я только сейчас понял, что фотография-то, на самом деле, одна. Просто её пополам разрезали. И поля обкорнали, чтобы не так заметно было.

— Продолжай,— промурлыкал кот.

— Это значит, у меня брат был. Близнец. А потом его не стало,— дядя Фёдор печально усмехнулся,— Подумать только, кровать-то у меня двухэтажная. Папа ещё говорил, мол, на вырост. Будет у тебя, дядя Фёдор, сестричка. А я шутил, что назвать её надо Настасьей Филипповной… или Надеждой Константиновной, папа ещё сердился… его-то Димой зовут. А мама, почему-то, совсем не смеялась. Наверное, это плохая шутка была. Теперь уже и не узнаю, почему.

Дядя Фёдор вздохнул. Кот поморщился, будто ежа проглотил.

— Гриша,— сказал он.

— Что?— удивился мальчик.

— Гришей его звали, брата твоего,— выдохнул Матроскин,— что-то случилось, когда вам было по три года. Что-то страшное, что-то такое, что тебе сказали забыть — вот ты и забыл.

— А ты откуда это знаешь?

— От тебя и знаю. Ты когда Зелье Мудрецов выпил, ты совсем разговорчивый стал. Но я тогда не знал, правда это или просто галлюцинации.

— Скажи, Меланхтон, сын Мелхесиаха, сына Молоха, мне все врут потому что я ребёнок?— вдруг спросил дядя Фёдор,— Потому что вы думаете, что можете за меня решить, что для меня хорошо, а что — плохо?

— Если честно, я надеялся, что у нас не будет необходимости возвращаться к этому вопросу,— Матроскин почесал за ухом задней лапой.

— Ты надеялся, что мои родители каким-то образом сначала найдут способ проникнуть в замыкание Макондо, а потом покинуть его. И тебе как-то в голову не приходило, что оно было умными людьми создано для того, чтобы не впускать и не выпускать всяких разных, которые, как бы сказать… очень…

— Мотивированы.

— Ага, мотивированы выбраться наружу. Потому что иначе они навсегда умрут.

— Ну, дядя Фёдор, мы можем просто умереть, обычно, как все умирают. В общем-то, это даже не так страшно. Забавно, но с той стороны тебя проще будет достать, чем отсюда.

— Ты опять врёшь,— устало выдохнул дядя Фёдор.

Матроскин кивнул.

— Разнообразия ради, я сейчас самому себе вру,— усмехнулся он.

— В смысле?

— В том смысле, что я был там,— кот кивнул в сторону реки.

Мальчик выжидающе посмотрел на него. Кот начал своё повествование:

— Я ведь человеком был, раньше, в той жизни. Отец мой считал, что нет религии выше, чем истина. А ещё, что трудности закаляют — и в смысле закалки никакого недостатка у меня с ним не было.

— И ты от этого умер?

— Если бы. Я от этого с отличием поступил в Императорский Санкт-Петербургский Университет. А ещё у меня появились мигрени, бессонница и хронический насморк. Ну и внезапно оказалось, что в университете никто не стоит над тобой с розгой. А знания, коими господа лекторы изволили меня пичкать, моим отцом были признаны устаревшими уже лет пять тому назад. В общем, не могу сказать, что во всех случаях я был прав, но к концу второго курса я был окончательно и безоговорочно отчислен.

— И ты из-за этого умер?

— Да что ж ты, дядя Фёдор так меня прикончить-то собираешься. Вон, император Нерон, при случае, готов был прокормиться ремеслишком, а я кормился Ремеслом. Благо в клиентуре недостатка не было. Потом я познакомился с Леей, девицей, обладательницей жёлтого билета и должности приват-доцента. Первым делом, я избавил её от девичества, а потом и от остатков иллюзий. И вот какая штука, дядя Фёдор, ничто так не сплочает людей на долгие годы, как добротное совместное безумие.

— Так ты с ума сошёл?

— Образно выражаясь. Влюбился я. И жили мы долго и счастливо. А потом всё полетело в тартарары. Знаешь, что такое революция?

— Ну, когда царя свергли…— пожал плечами дядя Фёдор.

Политикой он не особо интересовался.

— На самом деле, революция — это когда ты ничего не понимаешь. И люди вокруг тебя тоже ничего не понимают, но все бегут куда-то, и у каждого — своя идея. А у доброй половины ещё и винтовки с патронами,— кот сглотнул,— Так Лею убили. Солдаты с одной стороны улицы были против большевиков, но за коммунистов. А матросы с другой — за коммунистов. но против большевиков. Я бы тоже посмеялся, но шесть пуль вошли ей в грудь и ещё пять — в спину.

Дядя Фёдор молча смотрел на Матроскина. Кот продолжил:

— Они потом все умерли. Страшной, необратимой смертью, все до одного. И вот тогда я смог рассмеяться. И я смеялся, и смеялся и мстил всем, кто осмеливался считать себя правым. Они даже не понимали, что их разило. Я ведь не делал различия между красными и белыми. Я просто и последовательно решал аграрный вопрос: вот чтобы они легли в ту самую землю, которую друг с другом всё никак поделить не могли,— зрачки кота сжались в хищные щёлочки,— Потом, конечно, всё решилось. И те, кто шёл по моему следу, они уже не были глупенькими жертвами обмана и самообмана. Они точно знали, кто я такой, и чем меня можно остановить. И, разумеется, остановили.

Матроскин выжидательно посмотрел на мальчика.

— И ты умер?

— Да. Вот после этого я умер. И я тебе точно скажу, что на ту сторону я не хочу. Вот было у тебя так, что насморк и ты ешь и не чувствуешь запаха еды? По ту сторону — то же самое, только там нет ни запаха, ни вкуса, ни цвета, ничего к чему ты привык. Но там есть чему поучиться, если ты готов отказаться от всего. Я отказался. К этому времени профессор Сёмин нашёл способ призвать кого-нибудь с той стороны на эту. Не знаю, где он отыскал кота с полидактилией, выращенного на стероидах, но Иван Трофимович был человеком изобретательным. А когда он открыл проход, я оказался самым расторопным.

— И теперь мы все тоже умрём,— пожал плечами дядя Фёдор.

— Когда-нибудь,— подтвердил Матроскин,— когда-нибудь. Потому что прямо сейчас мы живы. И мы ещё можем кой-чего сделать. Я видел много смертей. Мне очень хочется верить в то, что это не последняя наша смерть. И, если нам повезёт, это вообще не смерть.

Профессор Сёмин сидел, не сходя с места.

Когда-то давно, профессору было необходимо пить и есть. Тогда, давно, профессор считал, что состоит из мяса и сухожилий.

Теперь Иван Трофимович состоял исключительно из любопытства.

Перед его лицом возвышалось бетонное здание алтарной станции. Квадратное, с округлыми выступами по углам. На вершинах этих выступов пылали костры. Они давно уже должны были погаснуть, но горели, не сгорая и не нуждаясь в топливе.

Профессор Сёмин ждал.

Дело всей его жизни не могло просто так раствориться в эфире.

Вокруг профессора суетилась какая-то жизнь.

Мальчишка с двумя фамильярами. Почтальон. По мере сил своих, профессор отгородился от этих навязчивых нарушителей.

Время шло.

Над бетонным строением из прозрачного воздуха медленно ткал себя человеческий силуэт. Делал он это методом проб и ошибок. Наугад подбирал количество конечностей, расположение рук, ног, пальцев и глаз. То, что совсем забыло, как быть человеком, заново пыталось им стать.

Профессор ждал.

Всё что ему оставалось — ждать, когда наконец человеческая фигура над бетонной громадой обретёт плоть.

А она всё никак не хотела этого делать. И ритуалы, которые проводил профессор Сёмин, похоже, совсем не помогали.

Иван Трофимович понемногу терял терпение и остатки рассудка.

И лишь когда и того, и другого почти не осталось, предмет его чаяний ожил.

Силуэт вздрогнул сам и заставил содрогнуться небо и землю. Он был человеком и, в то же время, не был им.

— Председатель, мы снова здесь,— преклонился профессор Сёмин перед тем, что развернулось под пылающим знамением Чёрного Солнца,— Я запер твоих врагов, я подготовил твоё возвращение!

— И в самом деле… чья же теперь победа, если не моя,— прозвучал голос, сотканный из пустоты,— Изо всех свершений, изо всех чаяний, что обратит людскую тщету в прах в мгновение ока? Чем попрать мне смерть, кроме самой смерти?

Над бетонными тяжами взвилась человеческая фигура. Голос её звучал, как будто из сотни громкоговорителей.

— Чем мне благословить прижизненно заклавших себя чернозёму? Чем я могу наградить землепашца? Как мне благословить пастыря? Как я возблагодарю всех безымянных, приносящих свою жертву, все дни свои и ночи, во благо и во славу всепожирающих городов? С какими словами мне проводить тех, кто окончил свои дни на этой земле?

Чёрное Солнце тяжело колыхнулось, распространяя тяжёлые волны до самого горизонта. Земля дрогнула, производя на свет тонкие, трепещущие ростки.

Председатель обратился к ним. Он всё более напоминал человека, сплетённый из пульсирующих чёрных нитей.

— Я взываю к тебе, забытое и мёртвое!— раздался голос Председателя,— говорят, что мне нравится жатва. Но жатва есть лишь то, что мы посеяли. Семена, что мы уронили в землю, заражённые желанием жить, объятые вселенским стремлением осуществиться. Они падают в обуянную жизнью почву, живые и, в то же время, мёртвые, страстные, ликующие домовины, неупокоенные, неотпетые, жаркие и злые. Я взываю к ним, желающим продолжения, желающим жизни в тёплой жирной земле.

Тонкие побеги, словно струйки нефти льющиеся вверх, устремились к Чёрному Солнцу.

В фигуре над бетонным строением начали угадываться отдельные черты. Это, безусловно, был человек, среднего роста, в меру упитанный мужчина. Можно было подумать, что глаза его скрывают очки. Он висел в воздухе, сложив пальцы поверх необъятного брюха.

— Жатва!— воскликнул он,— Говорят, что мне нравится жатва. Нет! Я обожаю жатву! Я благословляю жатву, творимую лёгкой рукой, отточенной разлатой сталью, молодой мышцей, сминающей спелые колосья, бездушной машиной, собирающей окровавленные злаки, всему, сбирающему свершённую жизнь во благо жизни грядущей.

Дрогнула земля. В жирном и чёрном грунте расползалась страждущая воплотиться запредельность, поглощая всё, что стояло на её пути, принимая мёртвые тела в свои объятия, подчиняя их своей воле.

— Сердце моё содрогается от радости, когда мотовило вгрызается в набухшие стебли и плоть отставших жнецов, когда зёрна и мышцы становятся грядущих хлебом, и нет ничего более благого, чем комбайнёр, наводящий свою машину, на возлежащих во ржи, во благо хлеба. И те, бегущие от всеблагих орудий жатвы, и обращаемых в белок и славу собранного урожая, лишь радуют меня, ибо нет ничего более святого, чем жизнь, произрастающая из плотской смерти.

Чёрное Солнце пульсировало в такт бегущим под землёй корням. Там, в глубине почвы, мёртвое становилось живым.

— Да здравствует жатва! Да здравствует посев, предвестник её! Да здравствует смерть из которой произрастает новая жизнь! Мы более не будем ждать милости от Богини-Матери. Взять её, вот наша основная задача!

Небеса содрогнулись. Они слышали и большие святотатства, но совсем редко смертные настолько приближались к осуществлению своей хулы.

18. Разговор с профессором Сёминым

18. Разговор с профессором Сёминым

Когда взошло Чёрное Солнце, почтальон Печкин побежал. И ничуточки он этого не стыдился, потому что был самым обыкновенным почтальоном, пускай и с дополнительными полномочиями.

Спрятался он в том самом доме, в котором жил с тех пор, как закрыл почту.

Он знал, где раньше жил профессор Сёмин, и даже перетащил себе немного из его книг. И понемногу учился, потому что никаких других дел у него не осталось.

А когда вернулся профессор, Печкин совсем у себя закрылся, и выбегал только за водой из колодца. Он ей запивал консервированную тушёнку.

Тушёнки у него много было. Он её на пять лет вперёд намародёрил.

Однажды утром вышел Печкин на крыльцо, да так и остановился. Не было вокруг него деревни. Дом его стоял на возвышении. А теперь он оказался на острове. Вместо воды вокруг этого острова клубился густой туман.

Почтальон отломал от яблони ветку подлиннее и опустил её в молочные волны.

Конец ветки срезало подчистую.

Печкин грустно усмехнулся. А потом заметил, что невдалеке, из стелящегося тумана, возвышается ещё один остров, с избой точь-в-точь как его. И ещё несколько, окружающих остров на равном расстоянии.

— Эгегей,— закричал Печкин и помахал рукой.

— Эгегей,— немногим тише закричало четыре Печкина по четыре стороны его острова и помахали кому-то рукой.

— Эгегей,— ещё тише отозвались восемь Печкиных вокруг.

— Эгегей,— чуть слышно донеслось от двенадцати Печкиных, стоящих далее.

Печкин покачал головой, и ушёл в свою избу.

За всё время, которое он был один, почтальон успел натаскать из дома профессора Сёмина самых разных книг. Печкин не жадничал. Он брал те книги, которые он мог понять. В самом крайнем случае, он брал такие книги, которые он надеялся понять, прочитав книги, которые уже понимал.

Сейчас он с особым упорством взялся за том, озаглавленный «Тактическое применение топологических замыканий». Её для военных писали. Самые непонятные места в ней были разъяснены простыми и понятными словами. Потому что у наиболее вероятного противника тоже были Ремесленники, и надо было Красную Армию подготовить к встрече с ними.

Печкин книгу прочитал медленно и два раза. Ему торопиться было некуда. А когда он всё понял, то начал выполнять инструкции. Простые и понятные. Он бы и раньше их начал выполнять, но очень уж ему было важно остаться в живых после выполнения этих инструкций.

У почтальона Печкина были свои счёты.

С тех пор, как Слейпнир улетел, дядя Фёдор и его товарищи совсем загрустили. Ели и спали кое-как, и почти не занимались с профессорскими книгами. Мурка ходила потерянная, всё телёнка своего искала. И даже тр-тр Митра захандрил, и почти не двигался, так что дядя Фёдор не сразу понял, что трактор стоит на месте не потому, что на него особый тракторный сплин накатил, а из-за того, что ездить не может.

Стали они с Матроскиным разбираться, что же такое случилось, вот только никто из них в технике почти ничего не понимал.

— Давайте призовём, этих, как их, фикси?— предложил Шарик, который за суетой вокруг трактора наблюдал.

— Не фикси, а пикси,— поправил его Матроскин,— Только во-первых, они в наших краях не водятся, а во-вторых, от них из пользы — один вред и безобразия.

— Может аккумулятор сел?— подал идею дядя Фёдор.

Он слышал, что с машинами такое случается.

— В контейнере не сел, а тут сел?— фыркнул кот,— И кур живых мы ему пытались засунуть — никакой реакции. Нет, тут в чём-то ещё дело. Хотя мысли у тебя правильные, дядя Фёдор. Надо бы предохранители проверить.

Матроскин залез Митре в кабину и, спустя несколько минут, довольный, вылез.

— И в самом деле… предохранитель сгорел,— в лапах у кота было что-то почерневшее, с двумя металлическими хвостиками,— надо бы как-то замену найти.

Но как они не искали, ничего подходящего под руками не оказалось.

— И что нам делать?— спросил дядя Фёдор.

— Жучка делать,— пожал плечами кот Матроскин.

— Мне папа говорил, что от жучков только неприятности случаются,— возразил дядя Фёдор,— без предохранителей ничего хорошего не выйдет.

— А тебе папа говорил, где внутри замыкания Макондо предохранители искать?— поинтересовался кот.

Дядя Фёдор промолчал.

— Вот и я о том же,— хмыкнул Матроскин,— неси проволоку, будем возвращать Митру к нашей бренной жизни!

Мальчик исчез в доме, а кот продолжил рыться в потрохах трактора. И, когда дядя Фёдор вернулся с проволокой, у Матроскина было новое открытие:

— А теперь смотри, тут ещё одна крышка есть, а под ней лимбы. Ничего тебе значки на них не напоминают?

— Енохианский алфавит, кажется,— предположил дядя Фёдор.

— Только это не буквы.— заметил кот,— а цифры. Разных букв на лимбах всего двенадцать, так что у нас здесь енохианское число получается. И что-то мне подсказывает, что не с бухты-барахты такая машина в этом месте оказалась. Я-то всё думал, куда эта «алтарная проходческая установка» проходить должна. А что если трактор наш сможет из замыкания выйти, когда будет знать, куда ему двигаться?

— Но нам нужно какое-то число, чтобы им воспользоваться.

— Не без этого. И, главное, дядя Фёдор, вариантов-то у нас немного. Или профессор эти числа имел, или Печкин — заключил Матроскин.

— У профессора мы никаких чисел не нашли.

— Значит, надо нам будет по душам пообщаться с нашим почтальоном,— нахмурился кот.

— Граждане, разрешите вас перебить,— раздался со стороны незнакомый голос.

За пределами охранного построения стоял профессор Сёмин. Иван Трофимович и прежде не производил впечатления приятного собеседника, а сейчас так и вовсе выглядел жутковато. Лицо у него было осунувшееся и бледное. Шрам чернел. Полы пальто развевались на ветру.

— Можно подумать, что вы тут без нас недостаточно перебили,— ощерился Матроскин.

— Я, всё-таки, буду настаивать. И к тебе, кот, у меня особенно много вопросов накопилось. В частности, по поводу Ирвена, кстати, где он?

Из-за угла вышел, недобро потягиваясь, Шарик.

— Дядя Фёдор, ты мне скажи, что это за дяденька и как мне с ним обойтись? Вдоль или поперёк.

Профессор скривился, так что его шрам начал молнию напоминать. Матроскин бочком, бочком и куда-то исчез.

— А вот и виновник торжества,— обрадовался Сёмин.

— Шарик?— удивился дядя Фёдор.

— Ролик,— передразнил его Иван Трофимович,— представляю тебе, мальчик, шедевр прикладной демонологии. Малый степной демон, Ирвен, призванный и воплощённый в рекуррентную органическую оболочку. На секундочку, это потребовало решения уравнения Гленвилла в действительных числах.

— Я пока с высшей математикой не очень дружу,— признался дядя Фёдор.

— В таком случае, мне очень жаль, что ты не сможешь напоследок оценить всю красоту сложившейся ситуации,— ядовито заметил профессор Сёмин.

Он сложил пальцы в такую фигуру, которую живое существо, кажется, не могло бы изобразить. И произнёс:

— Ты, глиною обожженный, камнем рождённый, огнём заклятый, водой проклятый, луной призванный, ты, клеть внутри клети связанной внутри клети, связанной внутри вместилища о шести зеркалах, каковой внутри, такой и снаружи, глядящий снаружи внутрь, Игнас Псоглавец, голодный, пожирающий…

Шарик замер. Сквозь шерсть его, в ритм заклинанию профессора, начали пробиваться чёрные иглы. Иглы превращались в маслянистые брызги, взлетали в воздух и снова ныряли Шарику под шкуру.

— Нет, Шарик, нет!— отчаянно вскричал дядя Фёдор,— ты же с нами, ты же наш, ты же Шарик… пожалуйста, я прошу тебя…

Пёс стоял, прижавшись к земле. Глаза его подёрнулись нефтяной плёнкой. Профессор продолжал:

—… алчущий, предвечный, сотрясающий степь, ужасающий царствия, порабощающий народы, связанный внутри…

— Клети,— пророкотал Шарик нутряным тяжёлым голосом.

— Съешь меня, его, её, их… — монотонным голосом протянул профессор.

— Их…— земля вокруг пса почернела, изошла чёрными ростками.

— В надеждах и пламени, ухмылкой манящий, в зеркала, внутри…

— Вместилища,— Шарик вырос и раздался вширь, его лапы, казалось, прорастали в чёрное под ним.

— Шарик, остановись!— кричал дядя Фёдор, отступая перед разползающимся нефтяным пятном.

— Поздно,— торжествующе возвестил профессор Сёмин.

Пёс медленно развернулся к мальчику, изготавливаясь к прыжку. Из его распахнутой пасти на землю лилась пузырящаяся жижа, чёрная и густая. Напряглись бугрящиеся под шкурой мышцы.

Хрясь!

Голова Шарика отделилась от туловища.

Мальчик в ужасе пошатнулся и осел на землю.

— Прости, дядя Фёдор,— Матроскин уронил топор, слишком тяжёлый для его лап.

— Видишь, мальчик,— ухмыльнулся Иван Трофимович,— твой кошатый друг в принципе не в состоянии прекратить дышать, врать и говорить одновременно. Это, прости за каламбур, живая чёрная неблагодарность. Никто не мешал ему вернуться туда, куда ему по всей справедливости было предначертано отправиться. Но нет, ему обязательно надо было придумать что-нибудь такое, чтобы как можно больше людей себе жизнь испортило, которые к нему вообще никакого касательства не имели.

— Идите-ка вы, профессор, к собачьей бабушке,— предложил Матроскин,— тут и без вас сплошное расстройство и неубывание энтропии в замкнутой системе.

— Рад бы, да не могу,— развёл руками профессор,— вы мне, помнится, про аграрный вопрос задвигали. И у нас с вами, дорогие мои, он как раз таки не решён.

Иван Трофимович скользнул взглядом по построению.

— Но он вполне разрешим,— профессор демонологии встряхнул руками, словно хирург перед операцией,— потому что вы, граждане, полнейшие дилетанты.

Он опустил ладони вниз, его пальцы развернулись и в них оказалось не менее дюжины фаланг, каждая следующая длиннее предыдущей. Ногти профессора Сёмина коснулись земли и пальцы пришли в движение, независимо друг от друга. Они чертили хитросплетённый узор и казались агрегатами сложной машины, а не конечностями живого существа.

Когда он закончил, то построения дяди Фёдора и Матроскина касалось другое, меньшее по размеру, но куда более запутанное.

— Это конец,— с грустью в голосе заключил профессор,— меня просили вас не трогать, но разве можно вас иначе остановить? Мне жаль тебя, Фёдор Дмитриевич. Ты мог бы стать хорошим специалистом, куда лучше твоей матери. Но судьба распорядилась иначе, и, да, кот тоже распорядился иначе, и все вы останетесь здесь навсегда.

— А я вас вспомнил… — прошептал дядя Фёдор,— это же вы мою маму по телевизору ругали. Вы тогда выглядели по-другому, но это же точно были вы!

— Ну да,— пожал плечами Иван Трофимович,— мне в студии битый час шрам гримировали, словно это какая-то проказа! В любом случае, мальчики и девочки, пора. Пора вам собираться в дорогу…

Построение перед ним вспыхнуло тем же невероятным чёрным, которым сияло солнце в небе.

— И да…— по-отечески заметил профессор,— вы построение своё неправильно нацелили. Оно у вас на Царскую звезду смотрит, а не на Гранатовую…

Дядя Фёдор и кот выжидательно смотрели на Ивана Трофимовича.

Чёрное сияние перекинулось на их построение и запульсировало с удвоенной силой.

— Дядя Фёдор,— ткнул мальчика локтём кот,— может быть, ты ему скажешь?

— Оно не на Царскую звезду нацелено,— ответил дядя Фёдор и указал куда-то в сторону. Там, над рекой, как раз туман немного разошёлся и стали видны очертания Большого Дома.

— Закон невозрастания деструдо по симпатическому контуру,— всплеснул лапами Матроскин,— вот в чём дяде Фёдору отказать сложно, так это в умении учиться на своих ошибках.

Выражение лица профессора Сёмина надо было бы сфотографировать. Он был человеком образованным и умным. И в мгновение ока он понял свою ошибку и просчитал последствия. И ещё он осознал, что времени исправить её уже не осталось. А оттуда, из-за реки уже катилась, искажая воздух, невидимая волна. И время сочилось, будто песок сквозь пальцы.

— Вкратце…— кот поправил воображаемый галстук-бабочку,— беги!

И профессор побежал. В этом не было ни нужды, ни смысла, но крохотная толика Ивана Трофимовича до сих пор оставалась живой, и она хотела жить, а, потому, боялась смерти. И это она заставила его встрепенуться и обратиться в паническое бегство. Тело его, не приспособленное к таким испытаниями, нелепо петляло, спотыкалось, и, опять поднимаясь, продолжало бежать. Тем временем, волна достигла построения вокруг дома, обежала его и почуяла профессорское построение. Тот продолжал улепётывать, словно расстояние как-то могло спасти его. Построение Ивана Трофимовича окрасилось в фиолетовые цвета и растаяло.

Охранное построение вздрогнуло, будто принимая на себя удар, и тоже рассыпалось, разлетелось пепельными хлопьями.

А волна побежала дальше, теперь уже по земле, будто та была водной гладью. И, наконец, настигла свою цель.

Вопли профессора Сёмина достигли дядю Фёдора и кота Матроскина. Но из-за расстояния они не смогли в деталях рассмотреть, что случилось с ним.

Казалось, что почва просела и исторгла из себя несколько громоздких силуэтов, вроде той, что продавала им корову. Они окружили профессора, подняли над собой и водрузили на осину, протянувшую навстречу свои ветви. Тело Ивана Трофимовича нанизалось на эти ветви, а потом они распрямились, разрывая профессора Сёмина на куски. Ветер донёс последний его крик, и наступила тишина.

19. Завещание почтальона Печкина

19. Завещание почтальона Печкина

Сколько мальчик и кот сидели молча, никто из них не знал. Время поломалось, стало неверным и трепетным.

В какой-то момент, вдалеке появился человеческий силуэт. Он шёл и стоял одновременно. Глаза отказывались складывать отдельные кадры в непрерывное движение, и обманывали разум как могли.

Силуэт то распадался на множество фигур, то складывался вновь. Фигуры эти обгоняли сами себя и проходили друг сквозь друга.

Наконец, стало ясно, что к ним приближается почтальон Печкин.

Одет был почтальон в старенькую, но чистую чёрную шинель, а на голове его была потрёпанная бескозырка.

Когда он подошёл ближе, стало возможным различить чуть стёршуюся золотистую надпись на ленте: «Стрижающий».

Под мышкой почтальон нёс стопку бумаг. Другой рукой он держал за цевьё обрез. Через плечо его был перекинут кожаный патронташ.

Печкин добрался до того места, где раньше было построение, потом аккуратно переступил невидимую черту и приблизился к дяде Фёдору и Матроскину.

— Глупостей, вы, граждане понаделали,— печально сказал он,— на целую книгу. С картинками.

— А что нам ещё оставалось?— пожал плечами Матроскин,— Не мы эту кашу заварили.

— Могли бы в эту кашу, например, мяса не докидывать,— почтальон взглядом указал на дядю Фёдора.

— Между прочим, я всё за себя сам решил!— выступил мальчик, защищая кота.

— Чтобы за себя решать, надо понимать что происходит,— возразил ему Печкин,— а тебе бы ещё годиков десять папу с мамой слушать, и не лезть туда где взрослые глупости делают.

— Я вот попрошу не оскорблять дядю Фёдора!— теперь уже Матроскин мальчика защищал,— он между прочим придумал построение, которое самого профессора Сёмина отправило туда, куда ему самое и место! Я ведь ему говорил, вы, воля ваша, что-то совершенно нескладное придумали! Но нет, надо было ему лезть в эту председательскую авантюру… В общем, если бы не дядя Фёдор, мы бы сейчас с вами не разговаривали.

— Так и не надо было бы. Всё бы закончилось уже. И ты, и я, и профессор, и Председатель — никого бы уже не осталось. Никто бы даже не узнал, что тут происходило. Замыкание Макондо для того и придумано, чтобы землю от инициативных дураков избавлять. Я же специально вас с Шариком предупредил, чтобы драпали на все четыре стороны. А ты число стянул и вернулся. И мальчишку с собой приволок.

— Так почему ты только нас предупредил?— вскричал кот,— Отсюда же все могли эвакуироваться, хватало же времени!

— Не мог,— грустно сказал почтальон Печкин,— Правила такие. Я, между прочим, клятву приносил, правила соблюдать. Никому живому я не мог сказать про обращение Макондо. Так что на примете только вы с Шариком и оставались. И ведь нормально же всё могло закончиться: профессора вы прикончили, я запечатал почтовое отделение и Председателя заодно. Надо было просто дождаться, когда замыкание схлопнется.

— Не умею я так,— признался Матроскин,— вот ещё с прошлой жизни ненавижу я людей, которые нехватку мозгов компенсируют избытком патронов. Даже из самых лучших побуждений. Я успеть пытался, чтобы никому умирать не пришлось.

— Это ты просто слишком рано побежал добро причинять,— скривился Печкин,— Председатель-то успел до той стороны достучаться. Ну и Большой Дом сразу своё взял. Тут такое началось, что не все успели вообще понять, что происходит. А кто понял, тот всё равно ничего сделать не смог. Впрочем, я всё равно не за этим пришёл. Вот, держите.

Он свалил на землю бумаги, обрез и патронташ.

— Мне это всё не понадобится. Осталась у меня одна последняя обязанность и я её пойду выполнять. Ключ и код от сейфа лежат в серой папке. Сейф в служебном помещении, сразу слева от входа. Книга чисел там на самом верху лежит. С трактором, надеюсь, вы разобрались?

Дядя Фёдор кивнул.

— Ну вот и отлично. А я вам немного времени постараюсь выиграть. Вы главное в последний раз не дурите. Нечего тут больше делать и спасать некого. И ещё вот.

Почтальон Печкин снял бескозырку и положил поверх обреза. А потом молча развернулся и пошёл, не оборачиваясь, туда, где над домами чёрной медузой извивалось новоявленное светило.

И чем дальше он уходил, тем меньше живого оставалось в его движениях.

Так они и стояли друг напротив друга.

С одной стороны — жажда жизни, обретшая плоть, пухлый и аспидный, лоснящийся человеческий силуэт, вознёсшийся над землёй, поддерживаемый бетонной опорой и влекомый к себе протуберанцами Чёрного Солнца.

С другой — усталый и грустный почтальон.

— Мне жаль вас, Игорь Иванович, — молвил силуэт, некогда бывший Председателем,— Из стольких возможностей вы выбрали самую худшую.

— А я позволю себе поспорить,— возразил почтальон Печкин,— Я когда в почтальоны записывался, я клятву приносил на ямской деньге. И тогда я поклялся не щадить ни своей жизни, ни чужой, во имя всех дорог и тех, кто по этим дорогах шествует.

— Возможно,— пробасил Председатель,— но шествующие рано или поздно испытают голод. Чтобы жить, надо есть. Чтобы прокормить миллионы и миллиарды, надо чем-то жертвовать. И я показал, как это сделать. Те силы, что обретаются около нас, требуют лишь малой крови. У них есть столь многое, что они способны показать нам!

— И в самом деле,— кивнул Печкин,— и всего-то надо пожертвовать парой тысячей жизней.

— Статистика!— провозгласил Председатель,— мы говорим о миллиардах голодных ртов. Мы говорим о земле, способной прокормить эти миллиарды. Надо просто обратиться к тем силам, которые сотворили нас и всё, что нас окружает.

— Конечно,— саркастически ухмыльнулся почтальон,— а чтобы решать, кем пожертвовать, специальную комиссию соберут. Кого во имя высшего блага можно прямо сейчас зарубить, а кого на потом оставить. Они ведь не остановятся на малом, они будут требовать ещё и ещё, с каждым новым благом и с каждой новой жертвой. Поэтому мне и приказали запереть тебя здесь и сейчас, чтобы ты не облагодетельствовал больше никого.

Председатель рассмеялся.

— Ты думаешь, что я пытался заключить договор с той стороной? Серьёзно? Ты думал, что я хотел, чтобы мёртвые помогли мне торжествовать жизнь? Тогда ты точно убил всех впустую. Ведь это ты не дал им шанса уйти! Ты, и никто иной! Все, кого я заклинал были уже мертвы! Но живые… когда ты осквернил реликварий, у них не осталось выбора.

— Напомни пожалуйста,— вздохнул Печкин,— откуда брались мёртвые, когда умерших перестало хватать.

— А чем они были лучше мёртвых?— возразил Председатель,— Алкоголики, хулиганы, тунеядцы… При всём своём желании они не смогли бы принести большей пользы, чем пойти на заклание.

— Не знаю,— пожал плечами почтальон,— Я и не должен знать. Я почту доставляю всем. И профессорам, и комбайнёрам, и тунеядцам. Я людей по сортам различать не приучен. Все они люди. Все чего-то хотят, на что-то надеются, а если и виноваты в чём-то, то не мне их судить. Им всем бывает страшно.

— И это ты их всех обрёк смерти.

— А у меня выбора другого не оставалось. Протокол Макондо не мной придуман. Я, может быть, тоже умирать не люблю. Я ни разу не пробовал, но что-то меня на ту сторону не тянет.

— Но ты сделал то, что сделал.

— Сделал,— подтвердил почтальон Печкин,— И сделал бы ещё раз. Потому что мне по всем правилам положено защищать людей от того, чтобы их за топливо считали.

— И что?— рассмеялся Председатель,— хочешь я тебе расскажу о том, как в этом мире миллиарды живут от урожая до урожая. Ты хочешь спасти сотни, может быть пару тысяч, просто потому, что ты не способен задуматься, какова цена выживания миллиардов.

— Я человек маленький,— вздохнул почтальон,— я знаю только тех, кому приношу письма и газеты. И я как-то привык думать, что где-то там ещё есть такие же люди. И они себе таких громадных целей не ставят. Они миллиарды не спасут, они просто помогут тем, кто рядом. И им не придётся решать, кем можно пожертвовать, а кем нельзя.

— Стало быть, нет,— веско произнёс Председатель,— Стало быть, решать придётся мне. Потому что иначе нет никого, кто бы принял мою правду. Кто бы смог, как я, пожертвовать всем ради неё. Потому что, да, я буду решать, кому жить, а кому умереть. И, более того, я уже решил, и они уже умерли, и я остаюсь последним, кто может распорядиться их жизненной силой во благо тех, кто будет жить впредь. И да, я тоже уйду. Но я оставлю за собой засеянные поля, которые взойдут и поспеют и будут готовы к жатве. И те, кто пожнёт моё наследие, будут готовы принять его.

— А можно вы как-нибудь просто уйдёте? А то тут от вас сплошной разгром и неприятности.

Председатель промолчал. Печкин уловил что-то недоброе в его взгляде и смог увернуться за миг до того, как из земли, на том самом месте где почтальон только что стоял, взмыл чёрный протуберанец. В апогее своей траектории он завис, собрался в шипастый шар и, взорвавшись, обрушился вниз дождём обсидиановых клинков.

Печкин выхватил из кармана конверт с сургучной печатью и надорвал его. По ту сторону мира что-то щёлкнуло, клинки застыли в воздухе, словно пасть дракона, остановленного за миг до удара.

— Мне, знаете ли, по штату тоже разное положено,— сердито выговорил почтальон, извлекая следующий конверт.

— Очень интересно,— прозвучал голос Председателя,— И чем же ещё вас облагодетельствовало Министерство Путе…

И он осёкся. Потому что его, и бетонное строение под ним до основания рассекла почти невидимая плоскость. Только под некоторыми углами можно было разглядеть, висящие в воздухе муаровые узоры.

Замершие на подлёте клинки растаяли и упали на землю чёрным дождём.

Почтальон, повертел в руке ещё один конверт и, не зная что с ним теперь делать, затолкал его обратно в карман.

Располовиненная фигура Председателя трепыхалась в небе под беснующейся громадой Чёрного Солнца. Горизонт, оторвавшийся от своего обычного места, медленно и неотвратимо задирался вверх и загибался, следуя границам сужающейся сферы.

Замыкание Макондо пожирало самое себя.

Печкин замер. Он пытался придумать, что ему делать дальше, но ни одной дельной мысли, как назло, не приходило ему в голову. И он терял драгоценное время просто наблюдая, как местность становится собственной картой.

А потом что-то обожгло его грудь.

Он покосился вниз: по его шинели расползалось мокрое пятно из середины которого торчал полупрозрачный изогнутый клинок.

Почтальон пошатнулся. Клинок втянулся в рану и исчез. Земля накренилась. Печкин рефлекторно сделал несколько шагов, пытаясь разминуться с ней, но гравитация была непреклонна и он упал.

В глазах его темнело, и почтальон успел лишь рассмотреть, что вокруг него шагают десятки ног, а в небе, одетый в муар будто в мантию, парит невредимый Председатель.

запись создана: 21.08.2018 в 20:47

@темы: книги, фэнтези, хумор, возлелитературное