Толика советской прозы

[drakoning]

Вадим Кожевников "Особое подразделение" (оно же "Степан Буков"). Большая повесть в жанре соцреализма, военная + производственная. Связующая нить - судьба обычного советского человека Степана Букова... Трудная судьба хорошего работящего человека. Начинается с послевоенного времени и им же заканчивается - промышленный карьер, где главный герой, уже средних лет, работает экскаваторщиком, заодно изучая особенности других профессий на руднике. Интересна и жизнь 1950-х, как с нуля создаются производства, и сравнение молодежи послевоенной с той, что на своих плечах вынесла войну. Середина книги - эпизоды военные, когда Буков был ремонтником танков, а то и бойцом, когда передовая оказывалась рядом; а также эпизоды непосредственно послевоенные, о которых литературы маловато, в данном случае - о работе Особого комендантского подразделения в Берлине. После победы над Германием эту самую Германию советские люди помогали восстанавливать, разминировали, разбирали завалы, обеспечивали снабжение водой-газом-электричеством, пресекали диверсии. И потому входили в комендантское - вроде как хозяйственное же - подразделение люди непростые, мастера разных специальностей, от сапера до криминалиста.
"Нам надлежит раскрыть не только преступление, но и глаза людям раскрыть. Они должны понять, что гитлеровцы не только во время войны преступления совершали, но и после войны, и против самих же немцев."
А еще в повести есть немного печальной любовной истории.
Мне нравится стиль Кожевникова - реалистичный, спокойно-суховатый в целом, но эмоциональный в ключевых точках, детальный в главном, с ясной логикой, высветляющей через поступки суть человека. Есть место удаче, есть место драме несчастливого стечения обстоятельств и недопонимания, а рулят профессионализм и личные качества.


Владимир Карпов "Взять живым!" Роман об армейском разведчике в годы Великой Отечественной. Во многом автобиографичный, и уж точно автор знает немало о том, про что пишет - на фронте был полковым разведчиком. Своего героя Василия Ромашкина он проводит через всю войну - от парада 7 ноября 1941 года на Красной площади до парада Победы, через ключевые точки - Московская битва, Сталинград, Курская дуга, форсирование Днепра, освобождение Белоруссии, штурм Восточной Пруссии, Берлин. Из зеленого пехотного лейтенантика, мечтавшего о подвигах, герой благодаря многим людям и испытаниям становится опытным разведчиком, что и языка возьмет, и за линию фронта с заданием сходит. Нормальное такое взросление героя и военные будни. Но вот тема военно-полевых романов, стукачества и штрафных батальонов (за мелочные придирки партийных работников желательно) местам не столько реалистична, сколько отдает желтухой перестройки - в уверенном тоне повествования истеричность проскакивает. Но в целом - книга хорошая.

— А разведчики, они кто, специально подготовленные или как?
— Разведчики, Вова, это особые, самые смелые и находчивые бойцы, самые верные и самые преданные Родине люди.

еще цитаты

Там же, в госпитале, где появилось время для размышлений, Ромашкин сделал и еще один важный, как ему казалось, вывод: у людей на войне жизнь коллективная. Мы – взвод, мы – батальон, мы – полк. Даже временные объединения в группы и команды помнятся долго. Вот он сам выехал из Гороховецкого городка в полк с командой в двадцать человек, и все время, пока они ехали, везде и всеми рассматривались как единое целое – команда. На железной дороге военные коменданты отводили место в вагоне не каждому из них, а команде. Продукты отпускались тоже всей команде – по одному продаттестату. Только по прибытии в полк разъединились они, разошлись на короткий срок по батальонам и ротам. Но все равно их числили по старинке: из такой-то команды. А после боя они опять собрались вместе: легли в общую братскую могилу.

Я пригласил вас для того, чтобы осуществить суворовский завет: «Каждый солдат должен знать свой маневр». Поверьте, Василий Владимирович, сотни раз я слышал эти слова, когда был еще поручиком, но истинный смысл их открылся мне относительно недавно – на финском фронте. Оказывается, главное совсем не в том, чтобы солдат понимал какой-то тактический маневр – обход там, охват или нечто подобное. Это, разумеется, тоже не исключается. Но, мне кажется, Суворов мыслил шире: солдат лучше, добросовестнее, с большим энтузиазмом будет делать любое дело, если смысл и необходимость этого дела ему разъяснили и оно дошло и до его ума, и до его сердца. Вот, голубчик, что означают слова великого Суворова. В нашей армии эту работу хорошо делают комиссары. Именно они прежде всего помогают солдату, и не только солдату, а каждому из нас понять свой маневр.

А настоящий тыл вот он, здесь. Да и не тыл это вовсе — та же передовая. Мы хоть сытые, воюем, а эти по двенадцать часов полуголодные трудятся. Я бы, наверное, такого не вытерпел, месяц-другой — и концы, а они годами здесь вкалывают!»

У Василия не было своих «сердечных» похождений, но он знал, как любили друзья-фронтовики. Были у них и мимолетные встречи, но все же не такие, как те, о которых говорил юрист. Ромашкин думал: «Да, они огрубели на войне. Они видели много крови, убивали, кормили вшей. Но фронтовики не были подлецами. Окопная любовь была порою скоротечной, потому что на жизнь было отпущено мало времени. Но даже короткая любовь была искренней, она вырывала из круга смерти, помогала почувствовать себя человеком. Ведь любовь — это одно из тех чувств, которое делает людей людьми. Пусть встречали фронтовики своих подруг в землянках, в траншеях, пусть их близость была недолгой, все же я не могу назвать эти отношения иначе как любовь. Фронтовики, мужчины и женщины, были честны и верны в этом чувстве, и разлучали их ранения, долг службы или смерть. А то, о чем говорит майор, — скотство».

В это утро Василий впервые обнаружил: не будет после войны безоблачного розового счастья, в котором фронтовики надеялись жить в мирные дни, уже сейчас жизнь катила навстречу какие-то новые непонятные и, видно, нелегкие загадки. В тылу стояли у станков изможденные женщины с серыми солдатскими лицами, бродили исхудавшие до скелета Шурики, залечивали раны Соломатины, Верочки, рожали Тани, но здесь же, оказывается, благоденствовали Матильды Николаевны, Леваны Георгиевичи, ловили женихов Зиночки, развлекались Ланские, подросли непонятные циничные Юрочки. Жить после войны придется всем вместе. «Как же мы будем жить — такие разные? А может быть, всегда так было — и до войны, и в более далекие времена? Просто я никогда не задумывался об этом».

Вениамин Каверин "Открытая книга". Роман о людях науки первой половины 20-го века. Повествование в форме рассказа о себе главной героини - Татьяны Власенковой (прототип - Зинаида Ермольева). Начинается с детства, еще в 1910-е, с переломного момента - как ее чуть не убил случайно гимназист, вследствие чего она оказалась в его доме, сблизилась с семьей Львовых и связала свою личную жизнь с ними навсегда. Оттуда же она вынесла интерес к микробиологии, которая стала основным делом ее научной жизни - и привела к созданию пенициллина. Жизнеописание представительницы первого поколения советских людей, чье детство при царе было убогим, но советское государство широко открыло пути самореализации, доступные раньше как очень редкое исключение. Хочешь учиться - учись! Работы для медиков - необозримо, гораздо больше, чем самих медиков! Чувствуешь силы для научной работы - вперед, государству нужны новые лекарства и методы борьбы с эпидемиями! Трудности будут, и не столько, возможно, исследовательские, сколько человеческие: бытовые (хотя с чем сравнивать), сердечные (взаимоотношения полов - дело естественное), с коллегами (не все пекутся за дело, кто-то и за место). Ну и куда ж без репрессий - дописан-то роман в 1956-м...
Провинциальный городишко до революций 1917 года и во время Гражданской войны, учеба в Москве и практика в провинции в 1920-е, становление научного специалиста в Москве в 1930-е - с командировками на места, эпидемиологический фронт во время войны - от передовой Сталинграда до тылового Ташкента. А нитью сквозь них - главное дело жизни (лечебные свойства плесени, доведенные до создания спасительного для множества больных и раненых лекарства) и женская любовь (разобраться в своих чувствах, пойти навстречу, стать женой и матерью...)

Я обернулась, приложив похолодевшие руки к щекам, и увидела множество молодых, серьезных, внимательных лиц – привычных, знакомых лиц моих товарищей по коммуне, по институту, по курсу. Это были «мы», то есть поколение, которое должно было сделать очень многое. Кто знает, как объяснить возникшее во мне чувство? Это было все сразу – и мысль, что у нас будет трудная жизнь, и гордость, что эта трудная, интересная жизнь достанется именно нам, и какая-то лихость, отвага, точно дыхание бури коснулось меня, и я смело взглянула в глаза этой буре. А большой человек [Маяковский] крупно, но мягко шагал по эстраде и все говорил, говорил… Он и не думал скрывать трудностей, горестей, страданий, которые нас ожидали. Он сурово требовал от нас ежедневного подвига, «ежедневного и чернорабочего, если это будет нужно народу».

Словом, все это были люди, охотно, радостно, с любовью думавшие о науке и с трудом, нехотя заставлявшие себя думать о том, что мешает науке. А против нас действовали люди опытные, бывалые, неуверенно чувствовавшие себя в лабораториях, но зато очень уверенно на заседаниях и в наркоматах.