Статья А. Ясногорцевой "Какая собственность – кража?"«Собственность – это кража!» — такой лозунг в разное время выдвигали французские социалисты-утописты Мелье и Прудон. Против частной собственности выступали социалисты и коммунисты всех времён и народов. И всегда находились спекулянты на эту тему. Так, ещё в начале XX века английский писатель-фантаст, Герберт Уэллс, возражая социалистам, писал: «А что, зубные щётки тоже будут общими? Извините, я не согласен».
Вместе с тем, в марксистской социологии есть чёткое разграничение между частной собственностью и личной. Частная собственность – это собственность на всё, что приносит прибыль, то есть на средства производства, а личная – собственность на предметы потребления. Например, земля, станки, тракторы, заводские корпуса – это частная собственность, а продукты питания, одежда, дом, автомобиль, книги, бытовая техника – это собственность личная. Могут быть в личной собственности и некоторые средства производства, если производится на них то, что потребляет сам собственник. Например, швейная машинка или дачный участок.
читать дальше
Но если на том же самом дачном участке целенаправленно выращивается то, что приносит доход, – дачный участок превращается в частную собственность. То же самое со швейной машинкой: если на ней шьют не для себя, а на продажу, то она уже не личная собственность, а частная.
Стоимость собственности значения не имеет. В личной собственности может быть и особняк в миллион долларов, и коллекции картин в два миллиона. А в частной – клочок земли в селе стоимостью в 200 долларов, слесарный инструмент ненамного дороже, верстак…
Разные у этих понятий и антонимы. Слову «личная» противостоит «общая», а слову «частная» — «общественная» или «государственная».
Вместе с тем, общественная собственность и собственность государственная – не одно и то же. Например, в некоторых монархиях (например, в Бельгии) государственной считается вся собственность, принадлежащая королю. Но общественной собственностью она не является.
Государственная собственность отличается от общественной типом контроля. На государственных предприятиях преобладает контроль «сверху» (как и на частных), на общественных – «снизу». Потому-то Маркс и называл государственную собственность «всеобщей частной». Именно тип контроля определяет и класс у власти, и общественно-экономическую формацию. Ведь кто хозяин на производстве – тот хозяин в стране.
В СССР собственность была государственной. В 20-е годы предполагалось, что она дозреет до общественной. С 30-х по 50-е шёл именно этот процесс. Но в 60-х он остановился, и началось постепенное перерождение государственной собственности в собственность частную. Именно остановка этого процесса стала одной из причин перерождения и строя, и государства.
2
Почему же апологеты капитализма столь яростно доказывают, будто между личной собственностью и частной различий нет? Например, известный российский либерал, Рыбкин, защищая некоего олигарха, говорил, что его нефтяную компанию национализировать нельзя: «Мой пиджак: хочу – изрежу, хочу – бомжу подарю!»
На то есть две причины. Во-первых, буржуазии очень не хочется, чтоб люди знали, что определяет положение человека в обществе. Ведь тогда пролетарии почувствуют себя классом, осознают свои классовые интересы. А там, глядишь, и о диктатуре пролетариата задумываться станут.
Социальное положение человека зависит от его экономического положения, прежде всего, от положения на рынке рабочей силы. Есть те, кто рабочую силу покупает и перепродаёт в виде результатов труда – товаров и услуг. Это – крупная и средняя буржуазия. Есть те, кто продаёт свою рабочую силу буржуазии. Это – пролетарии. Есть те, кто продаёт свою рабочую силу в виде результатов своего труда не через посредников, а напрямую потребителям. Это – мелкая буржуазия. И есть те, кто ни с каким производством не связан. Это – уголовные элементы, бомжи, нищие, то есть, люмпены.
Положение человека на рынке рабочей силы зависит от количества частной собственности. Понятно, что у пролетариев её нет, у мелкой буржуазии – немного, а средняя и крупная – владеет большим её количеством.
Есть ещё слой полупролетариев, толщина которого зависит от экономической ситуации. Это – те, кто работает на крупную буржуазию и подрабатывают на своих средствах производства.
Понятно, что социальное расслоение обусловливает имущественное. Ведь владение большим количеством частной собственности даёт возможность эксплуатировать чужой труд. А в эксплуататорском обществе имущества больше у тех, кто эксплуатирует.
Вместе с тем, и уравнивать их не надо. Пролетарии и мелкие буржуа могут иметь в личной собственности равное имущество, но тем не менее, это – разные классы. Да и иной люмпен может иметь в личной собственности не меньше, чем иной мелкий буржуа.
Именно социально-классовое расслоение диктует классовые интересы и противоречия в них. Между крупными буржуа и пролетариями противоречия антагонистические, примирить их невозможно. Пролетарии заинтересованы в росте зарплат и падении цен, а буржуа – наоборот, ведь это уменьшает им прибыль. Буржуа заинтересованы не только в том, чтобы получить много прибыли, но и в том, чтобы получить прибыль как можно быстрее, не взирая на долгосрочные последствия своих действий. Пролетарии же – в прочных, долговременных социальных гарантиях. И, самое главное, пролетарии заинтересованы в интенсивном развитии, а буржуа – в экстенсивном.
Между пролетариями и мелкой буржуазией тоже есть противоречия. Пролетарии заинтересованы в прогрессе, мелкая буржуазия – чаще всего – в остановке развития, потому что тогда крупные буржуа не будут её разорять. В зависимости от ситуации, они могут быть антагонистическими и неантагонистическими.
То же самое можно сказать о противоречиях между мелкой буржуазией и буржуазией крупной, только там это осложнено противоречиями в интересах самой крупной буржуазии. Так, крупные буржуа стремятся разорить мелких. Но буржуазии как классу мелкая буржуазия всё же нужна. Во-первых, её удобно использовать для внушения пролетариям всяких идей «социального партнёрства». Во-вторых, её можно использовать крупной буржуазии как буфер между собой и пролетариями.
Но все эти интересы формирует количество частной собственности. Количество личной собственности классовые интересы не формирует. Есть ли у буржуа тысяча костюмов или он ходит каждый день в одном – он всё равно остаётся буржуа.
Но буржуазным идеологам очень не хочется, чтобы пролетарии осознавали свои интересы. Ведь тогда они к выводу о необходимости взятия власти придут. Вот и стараются идеологи буржуазии запутать пролетариев, внушить, будто частная собственность – это и нефтяная компания, и личное бельё.
3
Есть ещё одна причина путаницы в понятиях частная собственность и личная. Буржуазия всегда эксплуатировала пролетариев не только как производителей, но и как потребителей. В 18-19 веках это были спецлавки на территориях предприятий, принадлежавшие их владельцам. Рабочие обязаны были отовариваться в них, по более высоким ценам. В 20 веке этот способ отмер, но появились другие – реклама и пропаганда. В 21 веке к нему добавилось производство некачественных товаров, а пропаганда переросла в целую идеологию «общества потребления».
Согласно ей, главная движущая сила в социальном развитии – не производство, а потребление, трудящимся отводится роль пассивных потребителей, приобретение вещей – самоцель и смысл жизни. На распространение этой концепции работают буржуазные СМИ, некоторая часть литературы и кинематографа. О рекламе надо сказать особо. Не случайно ведь в рекламе запрещено упоминать продукцию конкурентов. Ведь, если пропагандировать некий продукт, не сравнивая его с другими продуктами – то, посредством такой рекламы вернее навязывается потребительское отношение к жизни.
Помимо потребительской эксплуатации пропаганда потребительства имеет и побочные цели. Одна из них – формирование пассивного образа жизни, социальной пассивности. Что для буржуазии очень кстати.
Но в эту концепцию «общества потребления» органично вписывается и упрощённый взгляд на социальное расслоение. Тот, согласно которому место человека в обществе определяет количество у него предметов потребления.