За Ястребихой, среди полей, есть овражек-воронка. Летом там, и только там, во влажной полутьме, можно было найти белые фиалки. В вечернем воздухе их аромат заполнял всю низинку, сами цветки словно сияли редкими искрами среди темной поросли. В мае там так же дышали и белели ландыши, которых нигде в округе больше не водилось, но их я редко заставала - учебный год диктовал время поездок в деревню... На закате, когда дела дневные закончены и сено на усадьбе сложено в копны, пока бабушка Шура на всех готовит ужин и есть часик свободного времени, мама уходила к тому овражку - покурить и побыть в тишине и покое. Я частенько увязывалась с нею - может, с тех пор и люблю гулять на закате...
И отзвук войны потому был рядом с раннего детства, даже когда я еще не понимала, что за война то была - с немцами, с белыми, с половцами - все они тогда смешивались в какую-то общую войну в далеком прошлом, о которой говорилось в редких упоминаниях взрослых, в детских тоненьких книжках, в мультфильмах...
Бабушке было 13, когда началась Великая Отечественная. Фронт остановился в сотне с небольшим километров, но поблизости была станция - ж-д узел, который частенько бомбили. Однажды ястребки гнали пару немцев от станции, и те, чтоб уйти, сбросили бомбы над деревней. Одного фашиста, однако, тут и подбили, фриц выбросился с парашютом, на земле его скрутили бабы. Вскоре из поселка приехала машина и пленного забрали. Парашют уже разошелся на полотно - тканей был дефицит. У бабушки из того парашюта было пошито свадебное платье. Она мне его показывала - мягкое, легкое, и, на удивление, не белое, а покрашенное в ярко-синий цвет - чтобы носить как нарядное.
читать дальшеДругая бомба угодила в берег речки на околице, но там и так крутой берег, так что почти и незаметно. В получившемся бочаге, как и много где по Сити, росли желтые кувшинки-кубышки, на луговину по краю берега взбегали желтые шарики купальниц.
Еще одна бомба пришлась на усадьбу прабабушки Маши - хорошо, не на ее дом, где тогда жила и бабушка Шура, и еще ребятишки. Там место было топкое, через десятилетия (в своем детстве) я застала только оплывший прудик, над которым стояли яблони и крыжовник с необычайно крупными ягодами. А сейчас и вовсе почти рассосалось, да и дом прабабушки развалился и сгнил... И от некогда населенной деревни тверских карел осталась только моя бабушка с сыном-отшельником.
Осталась в прошлом война местных Монтекки и Капулетти - Вершинины в конце 1930-х написали на карельском донос на Полякова, того арестовали и пропал с концами. Осталась Маша Полякова в чужой деревне с 5-ю детьми. А как пришла война, мужиков с деревни мобилизовали и бросили под Ленинград, там многие и погибли, хорошо если пришла похоронка, но вот гордой знахарке Марфе Вершининой пришло "пропал без вести" - что лишало выплат и тоже опускало куда-то до уровня жены "врага народа". Вражда двух вдов шла до смерти; жили они на противоположных концах деревни. А вот их дети, моя бабушка Шура, отчимом которой был репрессированный Поляков, и дедушка Саша, отцом которого был пропавший в артобстреле под Погостьем Вершинин, оказались местными Ромео и Джульеттой, их ухаживания длились лет 10, пока наконец в 27 лет не смогли пожениться, ибо деревенское общество устало от этого спектакля. Для своей семьи дедушка построил новый дом - посередине деревни, где и прожили они с бабушкой всю оставшуюся жизнь...
Make love, not war!